— О, это так жестко! — вздохнула Юфимия, отирая платочком сбежавшую слезу.
Фея скептически глянула на деятельного енота.
— Действительно, толстая, — вполголоса произнесла она с удивлением. — Отрастить такую жо… Гхм, быть такой упитанной в ее возрасте — это просто преступление. Тем более, ей полезны подвижные занятия на свежем воздухе! Ну, милая, не убивайся так!
Меж тем сама Изабелла, спрятавшись в маленькой каморке с единственным окошечком, шила так, что искры летели из-под иглы ее швейной машины.
Заяц, как и енот, оказался помощником расторопным, понятливым и полезным. Обращенный в тощую девицу, этот косой проныра, таясь по темным углам, проник в кладовую, где Юфимия хранила отрезы тканей, кружева и нитки. Оттуда на своем тощем горбу заяц вытащил пару прелестных шелковых отрезов, примерно по тридцать локтей каждый.
В корзинку косой, настороженно глядя одним глазом на дверь, а другим на похищаемое добро, насыпал самых красивых пуговиц, серебряных крючочков и красивых блестящих камешков.
Там же он раздобыл и краски, которыми предстояло выкрасить парички.
Словом, этого проныру подгонять было не нужно.
Когда утром проснулась белка, все свечи почти догорели, оплавились и закапали пол. На манекенах, набитых соломой, сверкали и переливались серебром и золотом, два чудесных платья, одно с вырезом, второе с жестким серебряным корсетом. Заяц, перегрызая зубами нитки и сплевывая узелки точнехонько в мусорное ведро, пришивал пуговки в ряд и красивые камешки, почти полностью окосев от усердия.
Изабелла, с покрасневшими от бессонной ночи глазами, завивала кудри на высоких и пышных париках с двумя разноцветными прядями.
— М-м-м, — почавкала спросонья белка, почесывая бока и продирая опухшие глаза. — Да, неплохо, неплохо. Вы почти справились. Только вот тут надо перешить, — она ткнула пальцем в корсет, который был идеально отглажен и являл собой просто произведение искусства. — И вон там, на юбке, лента как попало пришита. А этот косой вообще неровно блестяшки пришивает. Принц очень требователен! Он не потерпит халтуру!
Заяц промолчал; только покрасневший, как и у Изабеллы, глаз у него задергался. Он подавился узелками, закашлялся и сжал большие портновские ножницы с видом убийцы.
— Нормально он пришивает, — отрезала Изабелла. — Зови сестер иди!
Но их звать было не надо; толкаясь и вереща, в одних ночных рубашках, они мчались по лестнице, теряя ночные туфли, и в каморку к Изабелле вломились одновременно, с трудом протиснувшись в двери.
— Какая красота! — верещали они наперебой, скача вокруг своих платьев и дергая их за оборки и за рукава. Казалось, они и о принце позабыли. Главное — надеть поскорее наряд!