Федора внимательно изучила Лену и внезапно ткнула в неё пальцем.
– А ведь я тебя знаю! Ты вроде бывшая… Моего мужа? Хотя я даже не уверена, кто мой муж, – Федора беспомощно потёрла кончик носа, – но я из-за этого тебе не нравлюсь, да?
– Совсем ку-ку? Царёв никуда от меня и не девался.
– Точно! Царёв! – Федора посветлела лицом. – И дочка ещё! Алёнка, – она произнесла имя с такой искренней нежностью, что Лену передёрнуло.
– Оставь в покое мою семью, ты, слышишь, – тон явно угрожающий.
– Девочки, давайте не ссориться! – Федора попробовала стоять без поддержки и худо-бедно справилась, – Ты снова с ним сошлась, что ли? А я куда тогда делась? Такое ощущение, что всё на свете проспала, – она виновато почесала затылок и только тут узнала, что голова её выбрита, повертелась в поисках зеркала, но ничего не нашла и теперь растерянно щупала получившийся ёжик обеими руками.
– Ты что несёшь? Лучше скажи, зачем ты приходишь к моему мужу и дочке? Что тебе надо?
– Но я не прихожу! – Федора вздохнула. – И не помню, что бы ты появлялась, только твои старые фотографии. Это так странно. Туманно всё.
Лена ужасно хотела злиться, но бритая девушка обезоруживала своей открытостью.
– А что ты помнишь чётко и ясно? – решила отвлечь их от скользкой темы, и Федора смешно сдвинула брови в новой попытке покопаться в памяти.
– Кое-что есть, – на покрытой пылью тумбе она торжественно нарисовала пальцем зеркальное отображение «717», – как я прошу Алёнку написать вот это, и она делает! И Царёва тоже прошу, но он почему-то плохо слышит меня и постоянно молчит. А что это, кстати, значит? – мы с Леной дружно обернулись назад и показали облупившуюся краску со всё ещё читаемым номером палаты.
– И ещё, – Федора смутилась, – помню, как большой волк прыгнул на меня, – она подняла правую руку и безошибочно попала кончиками пальцев на белёсые полоски над ухом и сморщилась, будто от боли.
– Господи, да где ты ещё волка нашла в Москве, – Лена фыркнула, – в зоопарке, что ли?
– Большой, белый. Красивый, – Федора хотела ещё что-то добавить, но за нашими спинами появился нехороший и очень назойливый писк.
Звук шёл из палаты напротив, и когда мы осторожно подошли поближе, там что-то пронзительно щёлкнуло и тут же завозилось прямо на полу, у прикрученной металлической кровати. Это была девчонка лет шести, закутанная в такое же дырявое одеяло, какое раньше красовалось на Федоре. Кожа девочки того же оттенка, что и трава, низкие тучи и почти всё в этом сумрачном мире – серая.
Она неуверенно встала, кутаясь в драное тряпьё, и сделала несколько шагов к нам, а точнее – к Лене, но та отступила, испугавшись требовательно протянутых рук, как если бы девочка желала обняться.