— Вполне, — согласилась и мы спустились вниз.
Возле кассы сидела дородная дама с лихо накрученной челкой с таким количеством лака, что с зажженной сигаретой к ней лучше было не подходить.
— Журавлёва Екатерина Фёдоровна? — спросил следователь строго, а она нахмурилась в ответ:
— А Вы кто будете?
Он достал удостоверение и продемонстрировал ей, заставив нахмуриться ещё сильнее. Она стала похожа на злобного бульдога, я же в этом зверинце напоминала скорее болонку.
— Ваш сын проживает с Вами? — спросил Карев, а ее глаза полыхнули, но через мгновенье плечи опустились, она отвернулась в попытке спрятать слёзы, а потом сказала зло:
— Нет.
— Где? — продолжил допытываться, а я слегка отодвинула его и спросила как можно мягче:
— Давно?
— Почти двадцать лет назад, — ответила через силу, не выдержала и всхлипнула, уткнувшись лицом в ладони.
— Простите, но мы вынуждены спрашивать. Снова начали появляться похожие случаи.
— Да что спрашивать? — удивилась, справившись с собой. — Я ее и не видела сама. Позвонила, рассказала с его слов, потом в участок только затаскали, а мальчик мой… так и не справился, выбросился из окна после очередного кошмара. И что? Нашли кого? Нет! Докапывались все до нас, в день похорон пришли! И продолжаете ходить… уходите, — выпалила на одном дыхании и повторила, глядя в стену: — Уходите подобру-поздорову.
— Они тоже чьи-то дети, эти девушки, — нахмурилась в ответ. — Все, что мы хотим выяснить — кто был с вашим сыном на той стройке?
— Зачем это? — вновь нахмурилась Журавлева, а я соврала:
— Вдруг что вспомнят. Такое вряд ли можно забыть, а нам поможет любая мелочь.
— Да я не знаю, — отмахнулась она, поморщившись. — Сын не сказал.
— С кем он дружил?
— Со всем двором, — ответила ехидно.
— Значит, все были из вашего двора?
— Уходите, — повторила сурово. — Я больше не намерена с вами разговаривать. Моего мальчика уже не вернуть, а на остальных мне плевать.
— Ого, — брякнул Карев, а она полоснула его взглядом:
— Представьте себе.
Теперь уже я потянула его к выходу, не желая вступать в перепалку с этой женщиной, а на улице спросила:
— Как думаешь, сколько лет тому пьянице?
— Сорок, не больше, — пожал он плечами.
— А если он лет двадцать как пьёт?
— Пойдём спросим, — хмыкнул и уверенно зашагал обратно.
Я не слишком-то рассчитывала, что он будет в состоянии открыть, но это и не потребовалось: он лежал в коридоре, вытянув ноги через распахнутую дверь и громко храпел.
— Подъем, Вася! — сказал Карев громко и легонько попинал его носком ботинка.
Мужчина хрюкнул и подорвался на месте, широко распахнув глаза, увидел нас и снова обмяк.