Он собирается выйти из комнаты, но я крепко вцепляюсь в его рукав.
– Эй! А кот?
– Что, кот?
– Заберите его с собой, пожалуйста.
– Зачем? Пусть тут лежит. Есть же не просит…
В прихожей щелкает дверной звонок, и квартира наполняется Алёнкиными воплями:
– Мама! Ты где?! Мы снегирей видели! А Мишка Сидоров меня дурой обозвал! Ты мне купила булку с изюмом, нет? Можно я вечером зубы чистить не буду?
Обычно такой словесный поток меня полностью деморализует, но сегодня я даже приободряюсь.
– Алёна, мама, идите скорей сюда! Поглядите, что учудил Анатолий Иванович.
– Толенька, ты уже приехал? Как хорошо! – Мама вмиг превращается во влюбленную школьницу.
Алёнка вваливается в комнату в шапке набекрень.
– Что?
Я показываю на диван.
– А-а! Счастье привалило! – кричит дочь, бросаясь на кота.
* * *
Бурная радость по поводу новых жильцов стихает, и я отправляюсь по магазинам. Мне не терпится покинуть сумасшедший дом, в который снова превратилась квартира. У нас теперь кот – какой ужас! Хотя, нет. У нас теперь Иваныч – это намного страшнее.
За покупкой лотка, мисок и коврика я чуть вообще не забываю про то, что у меня сегодня свидание. К счастью, звонит Артём, напоминает, спрашивает, не изменились ли у меня планы. Я клятвенно уверяю его, что скоро буду. На улице опять снегопад. Сугробы похожи на горы аппетитного мороженого, и почти не холодно.
Вернувшись домой, я вытираю все подозрительные лужи и быстро делаю макияж.
– Майя, доченька, идем сало пробовать! – зовет мать, которая за последние пару часов, кажется, скинула с десяток лет. – Толенька такое сало привез, пальчики оближешь.
– Нет, спасибо, – фыркаю я, пытаясь придать объем вредным волосам. – Вы лучше кота, вон, со шторы снимите. Он уже минут двадцать на ней болтается.
– Пускай! – крякает Иваныч, заплетая Алёнке восемнадцатую косичку. – У него ж должна координация развиваться.
Я захожу на кухню, чтобы попить, и чуть не влетаю в длиннющую стену из банок.
– Это что?
– Гостинцы! – радостно сверкает глазами мать. – Помидоры, огурцы.
– Всё свое, кочкинское! – гордо рекламирует Иваныч. – Никакой тебе химии.
– А оно так и будет всё здесь стоять?
– Ну а куда девать-то? – насупливается мать. – В холодильник больше не лезет.
– Ладно, – говорю я и осторожно переступаю через банки, чтобы пробраться к раковине.
Пока я наливаю и пью воду, мой взгляд тщательно ощупывает Алёнку. Я сто лет не оставалась ни у кого с ночевкой, и мне немного не по себе. Почему-то кажется, что за время моего отсутствия у дочери обязательно поднимется температура, случится приступ аппендицита или вообще что-нибудь сломается. Вид у дочери, скажем так, уже не очень. Руки и ноги все исчерчены длинными царапинами, ведь кот нам, конечно, достался с характером.