– Да вон их сколько ведут, всех чернявых набрали, и детей не жалеют, одно слово,фашисты, – поддержала её соседка.
– Их тоже матери рожали, как они могут так! – заплакала другая соседка.
Девушка не отрывала глаз от измождённой цыганки и её свёртка. Но вот цыган, который поддерживал еле идущую жену, внимательно посмотрел на девушку и что-то шепнул на ухо жене. Взгляды девушки и цыганки встретились. Она так смотрела на свою почти сверстницу, что девушка поняла, что она от неё что-то хочет.
– Бедная, наверное, только родила, еле идёт. Изверги всех сейчас расстреляют. Не пожалеют и кроху, – тихо сказала рядом стоящим соседям девушка, с ужасом и жалостью глядя на цыганскую пару.
– Да вон их сколько ведут, всех чернявых набрали, и детей не жалеют, одно слово,фашисты, – поддержала её соседка.
– Их тоже матери рожали, как они могут так! – заплакала другая соседка.
Девушка не отрывала глаз от измождённой цыганки и её свёртка. Но вот цыган, который поддерживал еле идущую жену, внимательно посмотрел на девушку и что-то шепнул на ухо жене. Взгляды девушки и цыганки встретились. Она так смотрела на свою почти сверстницу, что девушка поняла, что она от неё что-то хочет.
Когда группа людей подошла совсем близко к тому месту, где стояла девушка, цыган с серьгой в ухе вдруг что-то крикнул на своём языке и бросился на конвоира с автоматом. Послышались выстрелы, люди падали замертво. Кого не достали пули, кинулись бежать, хотя бежать было некуда. Среди страшной суматохи и выстрелов рядом с девушкой оказалась цыганка с кричащим свёртком на руках.
Соседки, подхватив девушку под руки и загородив её с ребёнком своими телами, воспользовавшись суматохой, быстро бросились к дому девушки. Прижав плачущего ребёнка к груди, она кинулась в дом. Было понятно, что скоро начнётся облава. Фашисты будут рыскать по домам в поисках беженцев. Сначала она растерялась, не зная, что надо предпринять и как спрятать кричащего ребёнка. Раскрыв тряпицы, в которые был он закутан, девушка быстро бросила их в горящую печь и сорвала со своей постели простынь. Порвав её и завернув малыша так, чтобы не были видны её чёрные курчавые волосы, немного подумав, она разделась, оставив на себе лишь исподнюю рубашку, и повязала на голову платок, чтобы не было видно её светлых волос. Услышав крики и топот сапог подходивших к дому фашистов, она накрыла кричавшего малыша одеялом и приложила его к своей груди.
Крохе необходимо было материнское молоко, которого у девушки не было и не могло быть. Малышка билась головкой о не знавшей материнства грудь девушки, захватывала сухой сосок своими маленькими, но крепкими дёснами и тут же, плача, отворачивалась от груди.