У памяти предела нет (Горбачева) - страница 16

– Ты сколько ручек сгрыз за год? Считал? – бабушка прервала его размышления.


– Так думается легче, – ответил он ей.

– Понятно, значит можно посчитать, сколько раз в году ты думал? – бабушка,

которая сидела рядом в кресле и что-то вязала, с улыбкой посмотрела на внука.

– Ба, а сколько тебе было лет, когда фашисты заняли наш город?

– Ой! Чего это ты заинтересовался? Никак задание по истории?


– Сочинение надо написать на тему «Никто не забыт, ничто не забыто».


– Да, это верно, такое не забывается, – грустно ответила она, – а мне было

немногим меньше, чем сейчас твоей маме, – отложив вязание, она вышла из комнаты.


Витёк прикинул, что бабушке в сорок третьем году было приблизительно лет двадцать пять. Вскоре прозвучал звонок в дверь. Это мама вернулась с работы. Зайдя к нему в комнату, она сердито спросила:

– Ты, что бабушку обидел?


Ему еле удалось убедить маму, что с бабушкой они не ссорились.

– Тогда почему она плачет?


Мама ушла к бабушке, но вскоре вернулась.

– Так значит, ты сочинение пишешь? Хорошая тема. Да Витенька, такое не забывается. Знаешь? Расскажу тебе одну историю, которая произошла в нашем городе.

Витя сел рядом с мамой на диван, а она, обняв его за плечи, начала свой рассказ.

Случилось это в сорок третьем году. Фашистские войска отступали и поэтому зверствовали страшнее, чем при наступлении. Казалось, что они хотели ликвидировать всё население города. Кровь расстрелянных людей текла по улицам ручьями. Люди прятались от облав, кто как мог. Наш город многонационален. Фашисты не разбирая, кто какой национальности, выгоняли из домов всех смуглых людей, темноволосых и черноглазых.

В один из этих февральских страшных дней по улице вели на расстрел группу задержанных: стариков, мужчин, женщин, детей. Фашисты подгоняли их ударами прикладов и криками. Дети плакали, женщины рыдали. Мужчины поддерживали еле идущих стариков. Жители, которых полицаи  выгнали из своих домов наблюдать за процессией, тоже рыдали в голос, потому что каждый мог оказаться на месте этих несчастных.

Одна девушка, наблюдавшая за шедшими несчастными людьми, стояла среди соседей около калитки в свой двор. Она обратила внимание на бородатого мужчину с большой серьгой в ухе. Его вид, одежда, кучерявые, чёрные, как смоль волосы и глаза, всё выдавала в нём цыгана. Он поддерживал молодую цыганку, которая, шатаясь, шла, еле передвигая ноги. Красными от холода руками она прижимала к себе небольшой кричащий свёрток.

– Бедная, наверное, только родила, еле идёт. Изверги всех сейчас расстреляют. Не пожалеют и кроху, – тихо сказала рядом стоящим соседям девушка, с ужасом и жалостью глядя на цыганскую пару.