–Слушай, меня от водки на прогулку тянет. Пошли орехи собирать!
–Какие орехи?– не поняла я.
–Грецкие. Там у дома целый сад грецких орехов. Я еще днём хотел набрать, да боялся тебя пропустить.
И тут я поняла, о каком доме он говорит. Этой землей еще столетие назад владела выходцы из Генуи. Они-то как раз и построили дом с солнечными часами на стене, – я видела его на фотографии в «Островном вестнике». А сама Гавань Контрабандистов получила свое название еще до того, как генуэзская семья приобрела эту землю. Здесь в начале девятнадцатого века торговые корабли из совершали нелегальный бартерный обмен товарами, купленными в Бостоне, Южной Америке и на Гавайях, таким образом избегая огромных пошлин на продажу. Потом остров стали заселять иммигранты из Европы, – новоиспеченные граждане США. Семья Клэр, как и другие американцы в то время, рассматривала пустынные острова лишь в качестве вложения капитала под пастбища для скота и небольшого фермерского хозяйства. Впрочем, со временем они полюбили этот необыкновенный уголок земли в океане и поселились здесь надолго, – пока государство не приобрело острова Чаннел на милитаристские нужды во время Второй Мировой.
Мы двинулись от нашего лагеря по тропе мимо строгой вывески, выполненной красными буквами. Вывеска гласила: «Внимание! С острова запрещается что-либо выносить, включая артефакты и представителей флоры и фауны!» Нас окружали эвкалипты и оливковые деревья; с земли тянуло прохладой. Пройдя метров сто по тропинке, мы увидели сияющий в лунном свете белой штукатуркой одноэтажный дом под красной крышей. Дом был увешен глицинией; живую изгородь обвивал разросшийся вьюнок. Казалось, что мы без спроса влезли в чей-то двор.
– Там кто-то живет? – спросила я шепотом
– Нет, все давно заброшено, только сад и остался…
Мы подошли ближе. Слева от грунтовой дороги аккуратными рядками высились роскошные ореховые деревья. Зеленая кожица на орехах уже лопалась, и из-под неё выглядывал нежный кругляш цвета кофе с молоком. Я сорвала орех побольше и потянулось было за камнем, чтобы тут же его разбить, как Игорек схватил мою руку.
– Тише! – зашептал он. – Там кто-то есть!
Мы затаились за орехом. Сейчас и я слышала ритмичную музыку с барабанной дробью и красивое пение. Было похоже на хоровое пение у костра и немного напоминало протяжную музыку кельтов. Игорек сказал:
– Туристы, наверное, в дом влезли. Пошли, посмотрим.
Мы, хихикая, начали по-партизански, короткими перебежками от куста к кусту, двигаться в сторону дома. Встав на цыпочки, мы заглянули в огромные окна дома, – он был по-прежнему необитаем. Музыка шла откуда-то снизу, – наверное, дом стоял на вершине склона, но из-за кустов ничего невозможно было разглядеть. От орехового сада вниз бежала узкая тропка, – мы пошли по ней и вскоре поняли, что незаметно для себя начали двигаться по пересохшему руслу реки. Дно реки было каменистым, и вода лишь изредка сочилась сквозь камни. Луна полным шаром висела на безоблачном небе, освещая отвесные стены начинающегося каньона. Русло становилось все уже. Мы притихли, зябко потирая плечи, и стали поговаривали о том, чтобы повернуть назад, как вдруг на открывшейся широкой излучине мы увидели костер. Пламя костра высоко взмывало вверх, стреляя в небо искрами горящей смолы. Отвесные стены каньона с нависающими скальными карнизами амфитеатром замыкали галечный берег, на котором кругом расположилась небольшая группа людей. Они раскачивались из стороны в сторону, монотонно напевая. В центре группы высокая длинноволосая женщина в белом саване била в бубен и мелодично выкрикивала что-то на непонятном языке; она задавала ритм всему происходящему. Нам на секунду стало не по себе; заунывное пение потихоньку вводило в оцепенение, и я передернула плечами.