Сон не приходил. Орис смотрела одним глазом в деревянный потолок, пытаясь словить ход времени. Раньше она безошибочно чувствовала часы, но после неопределённого срока, проведённого в коконе из темноты, ей казалось, что она потеряла эту способность. Она не представляла, когда наступит утро.
Так или иначе, лежать и смотреть в потолок, пытаясь смириться с болью – не самое весёлое занятие. Орис почувствовала лёгкий намёк на то, что она всё же живой человек, который заключался этот в тени любопытства: кто такая Кагуя? Вряд ли живые трупы могут чем-то интересоваться!
Эта Кагуя не сказала ни слова за весь день. Она могла быть немой, но это не объясняло её неподвижности. В самом деле, если бы она сделала хоть шаг, Орис бы это услышала, но в доме стояла гробовая тишина. Тишина была приятна в защитном коконе бессознательности, но в реальном мире она резала уши. Орис нуждалась в том, чтобы слышать речь, хоть чью-то, если не речь, то суету и возню. Хотелось привлечь внимание Кагуи, чтобы та подошла ближе, и Орис наконец смогла бы рассмотреть, кто это. Почему-то ей казалось, что загадочная нянька Майрис вовсе не человек.
Другое дело, что, когда любое движение причиняет боль, а рот отказывается произносить слова, привлечь чьё-то внимание достаточно сложно.
Она почувствовала лёгкий стыд. Что за навязчивые идеи? Если скучно лежать, то можно подумать, что же обрекло её на такую судьбу. Но думать об этом совсем не хотелось. Потому что стоило начать, как сердцу становилось больно от наполняющей его ярости. Хотелось заплакать от собственного бессилия. Глупая, глупая девчонка, наивность и твердолобость которой привели её к беде!
Она всегда думала, что Айка ворчлива и не видит в людях ничего хорошего, но Айка с самого начала предупреждала её не связываться с Даретом. Но, конечно, она не послушалась бабушку. Она не послушалась и Майрис – ещё один вопрос, что-то же знала эта Паучиха, надо было спросить у неё, что и откуда. Она не послушалась даже Корина! И несмотря на всё это, она могла бы выйти из этой истории совсем по-другому, если бы с самого начала не упала в обморок, а напала бы на Дарета и привлекла внимание к дому шумом и криками. Если бы вышла из деревни чинно и спокойно. Если бы не вовлекала брата, а раз уже вовлекла – сидела бы на указанном месте, а не шла бы за преступниками, словно зачарованный призрак в белом платье!
Горько прикрыв глаза, Орис смирилась с мыслью, что во всех своих нынешних проблемах была виновата только она сама.
Стоило копнуть глубже – становилось ещё хуже. Сколько лет она знала Дарета, и не увидела в нём гнильцы. Какой же надо было быть наивной дурой! Но ведь даже Таллис, способная понять, что за человек перед ней, по одному лишь брошенному вскользь взгляду, всегда отзывалась о Дарете исключительно с восторгом.