— Тварь такая! — завопил Барлоу, сверля глазами свою демоницу. — Защити меня!..
— И голос тоже уберите, — спокойно добавила она.
Острый ноготь Крис ловко, но легко пробежал по его горлу — оставив жизнь, но перерезав связки. Капли крови брызнули в стороны, и крики моментально прекратились. Мое исчадие деловито склонилось над кригером, запирая его до конца жизни в тюрьму собственного тела. Больше не в состоянии говорить, он лишь бешено скакал глазами по своей хранительнице, которая защитила его жизнь, превратив его самого в овощ.
— Не волнуйтесь, господин, — ангел окинула строгим взглядом обеих демониц, — небесные хранители на такое никогда бы не согласились. Вам подобная участь не грозит.
— Как же мне с тобой повезло, Вэл, — совершенно искренне отозвался я.
— А со мной, хозяин? — Крис оторвалась от своей работы.
— И с тобой, — хмыкнул я.
— Фух! — с облегчением выдохнули за углом. — Я уж думал, быть войне…
— Я тоже, — подхватил второй голос. — Премьер Британии вроде как был в бешенстве, когда убили посла. Грозился международным судом…
— Сами виноваты, — запальчиво выдал третий, — нечего интриговать против нашей империи!
— Да это все Воронцов, — наконец к приятелем подключился и князь Шереметьев, только без привычного ехидства. — Говорят, он в одиночку умудрился все утрясти. Как-то поставил их премьера на место…
Как-то — оставалось только усмехнуться. За смерть посла британцы выдвинули ноту, а мы в ответ предоставили документы, которые я забрал у кригера, где было подробно расписано кто, как, почему и за сколько. Скандал назревал международный, и туманный остров, как это обычно и происходило, резко поменял курс.
Чтобы бумаги не получили огласки, британцы были готовы отдать на растерзание все свое посольство, а также устроили показательные массовые увольнения служащих и суды над наиболее окаравшими. Их премьер и королевский дом наперебой открестились от причастности к планам навредить Воронцовым и империи и заверили нас в своей искренней преданности. На ближайшую пару лет, думаю, этой искренности хватит, а дальше будет видно. В конце концов, самых неугомонных можно и убить.
— А я всегда знал, — раздалось из-за угла, к которому я как раз подошел, — что Воронцовская кровь сильна! Вот он ее и проявил…
Надо же, всегда он знал, а понял, видимо, только когда ему хорошенько прилетело. Хмыкнув, я свернул за угол, и четыре дворянина, болтавшие в коридоре, разом замолкли.
— Доброе утро, Илья Андреевич, — первым опомнился князь Шереметьев, уже вполне освоившийся на костылях.
Следом торопливо поздоровались и его приятели, выказывая куда больше почтения, чем раньше.