Мартин уселся на высокий стул у буфетной стойки, прямо напротив Харальда, постучал костяшками пальцев по отполированной до блеска столешнице, изображая стук в двери, и громко поздоровался.
– И вам здравствовать пан Бельский! Всегда приятно видеть человека в столь прекрасном расположении духа. Вам как обычно – большую чашку кофе, крепкий без сахара, и чтобы вас никто не беспокоил?
– Сегодня, уважаемый Богуслав Францевич, добавьте к нему миндальное пирожное, а также какую-нибудь одну из ваших забавных историй. Не поверите, но с самого пробуждения меня навязчиво преследует желание человеческого общения, я бы даже сказал – теплого участливого общения.
Богуслав Францевич славился не только своими кондитерскими изысками, но и отменным талантом рассказчика всяких баек, вычитанных им в большом ворохе газет и журналов. При этом прочитанное он так смело и главное умело интерпретировал на свой манер – разбавляя, добавляя и приукрашивая по своему вкусу, что после его редакторской правки даже скучные занудные притчи превращались в веселые и поучительные анекдоты.
Харальд подал на серебряном подносе заказанную большую чашку горячего дымящегося кофе с пирожным на блюдце.
– Почему не поверю, наоборот, я вас прекрасно понимаю, Мартин Юрьевич. Природа благодаря прошедшему ливню оживает прямо на глазах, в такую пору самые благочестивые монахи и те своих мыслей страшатся. Обратил внимания на то, как вы мила ворковали с моей служащей в фойе. Ничего не поделаешь, жизнь берет свое, и даже такой сухофрукт как вы, простите за столь откровенное сравнение, пытается зацвести.
– Кстати, пан Богуслав, давно хотел вас спросить – где вы находите для своего заведения столь очаровательных фей? В городе поговаривают, что именно таким не хитрым способом вы и завоевали свою популярность. Мол, большинство ваших посетителей приходят не только ради ваших сладостей, но и ради того, чтобы поглазеть на красавиц, работающих здесь. Я восхищаюсь вашим вкусом, дайте парочку уроков, раскройте секрет, маэстро.
– За секретами и всякой прочей таинственной дребеденью – это, пожалуйста, к масонам. Уроки же вам ещё в гимназии все давно дали. Вот если вас интересует мнение далеко не глупого человека, то могу его высказать вслух, если конечно пожелаете. Я на полтора десятка лет старше вас, а значит, кое в чем, наверное, лучше разбираюсь. Особенно, что касается женщин. И вот почему, мой юный благородный друг. Только с возрастом, к сожалению, начинаешь понимать суть женской натуры. Но самое обидное заключается в том, что к тому моменту, когда ты считаешь, что наконец-то расшифровал женскую душу, – ты так же со всей ясностью осознаёшь, что твои глубокие познания всех её тайн и секретов, если для чего и годятся, так только для передачи их по наследству. Старость, увы, неизлечима. Вот такой парадокс. У меня есть смутное подозрение того, что кто-то умеет здорово веселиться в сотворенном им же мире.