Когда началась история с наркотой, он, конечно, был на стороне матери. Да там ведь и не могло быть другой стороны. Но вспоминая то время сейчас, я вижу, что он никогда не кричал на меня, не угрожал, не пытался уничтожить и подчинить, как это делала мать. Может быть, это было от равнодушия, как знать, но все равно лучше, чем маниакальная материнская любовь, которая калечит вместо того, чтобы лечить.
Мне достаточно того, что сейчас отец поддержал меня. Нас с Ясей. За это я готов простить ему все обиды, которые жили в моей душе. Потому что с некоторых пор мои приоритеты сильно изменились.
С трудом дожидаюсь, пока они приезжают, встречаю Ясю, помогаю выбраться из машины, она целует меня и оглядывает двор.
– Это так странно, Кирилл, возвращаться сюда, – неуверенно улыбается.
– Все будет хорошо, – говорю ей, вместе мы идем к дому, отец следует за нами.
– Мама звонила? – спрашиваю его, включая чайник.
– Да. Не переживай, сын, я с ней разберусь. Она не будет вас беспокоить.
– Спасибо вам, – Яся смотрит на него с такой благодарностью, что у меня екает сердце. И в этот момент я даже хочу стать похожим на него, чтобы взять и на раз решить проблемы, которые еще месяц назад казались напрочь неразрешимыми.
Папа улыбается ей, добавляет, глядя на меня:
– Дом надо обставить, Кирилл. Займитесь заказом мебели.
– Обязательно, – киваю ему, – как только Яся встанет на учет, займемся домом.
– Я читала, что здешний роддом считается лучшим в области, – замечает Яся, я улыбаюсь ей, и она смущенно отводит взгляд. Да, это дико странно, мы сидим в кухне и обсуждаем роддом. Что-то нереальное. И то, что мой отец с нами – тоже.
После чая он уходит, мы с Ясей усаживаемся вместе на биг-бег, она кладет голову мне на грудь, перебираю ее волосы, задумчиво глядя вперед. Это настоящее блаженство, счастье в чистом виде. Кто бы мог подумать, что мне может так повезти.
– Как думаешь, все будет хорошо? – Яся поднимает на меня глаза, я улыбаюсь.
– Конечно, Ясь. Я в этом уверен.
Яся
Собственный крик отдается в ушах, когда я замолкаю и обессилено падаю на каталку. Сознание плывет, меня бьет дрожь, и хочется только одного: отключиться, чтобы прекратилась эта невыносимая боль, которую я не имею права уменьшить, чтобы не навредить ребенку.
– Давай, Яся, еще раз, – как сквозь пелену слышу голос врача. – Тужься.
На глазах выступают слезы, цепляюсь руками за поручни, боль снова пронзает тело. – Давай, еще, еще, еще, – только и слышу я, а потом боль отступает, и следом раздается детский крик. Я испуганно распахиваю глаза, когда слышу: