«Христос воскресе!» – растроганно и ласково несётся приветствие батюшки, и радостное «воистину!» звучит в ответ. Душу приподнимает, захлёстывает светлым потоком, в ушах звучит дивное пение хора, мелодичные переливы колоколов, в глазах неотступно стоит фантастично освещённое милое лицо, это ясное, лучистое, совсем особенное, никогда ещё не виданное лицо…
Я уж давно улеглась; в комнате совсем темно, но уснуть я не могу. Впечатление пережитого так ярко, так сильно. Опять раздаётся пение хора, опять блестящей праздничной вереницей направляется к выходу крестный ход. Сколько людей! Всё приливают новые и новые толпы их, блаженной улыбкой сияют их лица, ласково приветствуют они друг друга, маняще и призывно улыбаются и кивают они мне, точно приглашая меня следовать за ними. На этот раз и я иду, присоединяюсь к праздничной толпе, выхожу с ней из дверей храма. Тёплый воздух касается моих щёк. Со всех сторон несётся тонкое благоухание; запах ладана смешивается с нежным ароматом цветов. Боже! Сколько их в том громаднейшем саду, по которому идём мы. Тёплая весенняя ночь. Деревья в полном цвету; бледно-розовые гигантские гвоздики и громадные белые колокольчики нежно выделяются на тёмной изумрудной листве.
Ярко светятся зажжённые на могучих ветках деревьев восковые свечи; огоньки их бросают перламутровые отливы на розоватые гвоздички, серебрят матово-белые колокольчики, отражаются в искрящейся, словно парчовой, снежной пелене, разостланной у подножья цветущих, горящих тысячами огней великанов. Вдруг где-то далеко-далеко прозвучало: «Христос воскресе!» В то же мгновение заколыхались на своих стебельках матово-белые колокольчики; радостными переливами зазвенели они, сливаясь с хором удаляющихся людских голосов. Словно серебристая рябь всколыхнула спокойно дремавший раньше, глубокий небесный океан; зароились в воздухе, как алмазные сверкающие пчёлки, яркие звёзды, то радостно кружась и собираясь в хороводы, то снова блестящими брызгами рассыпаясь по тёмной сапфирной выси. Пение хора всё удалялось, только колокольчики, нежно звеня, продолжали напевать радостный пасхальный гимн. Я стояла, словно заворожённая лучезарной, необычайной красотой окружающего. Вдруг опять, как сейчас там, в церкви, почувствовала я, что кто-то стоит за мной. С радостно бьющимся сердцем от предчувствия чего-то большого, хорошего, повернувшись, остановилась я. Он, конечно, он! Я знала, чувствовала, что он придёт сказать мне «Христос воскресе!» – без этого праздник не был бы праздником для меня. Он идёт мне навстречу с тем же чудным, озарённым внутренним сиянием лицом, с протянутыми руками. Я протягиваю свои, он берёт их обе накрест, как делают на катке, и мы тихо, безмолвно бредём по волшебному саду, порой он нагибается и глубоко-глубоко заглядывает мне в глаза своим чудным, лучистым взором. Вдали всё звучит и звучит великое «Христос воскресе»; радостными переливами заливаются серебристые колокольчики; громко, восторженно вторит им душа моя, и вливается в неё теплота упоительной ночи, глубоко проникает в неё горячий, ласковый взор, и она растёт, растёт, кажется, тесно ей, хочется рвануться наружу из ставшей вдруг узкой груди…