Первые грёзы (Новицкая, Самокиш-Судковская) - страница 86

Я просыпаюсь… Как радостно бьётся сердце! Что за чудный, дивный сон! Это именно сон в Светлую ночь…

Все праздники хожу я под обаянием виденного и не могу уговорить себя, что этого не было в действительности, – так сильно, глубоко прочувствовала, пережила я его. Хочется верить, что это была правда, и минутами верится…

Но ведь это был только сон!..

XVI

Выпускные экзамены. Бал. Опять «Большой человек»

Яркой, радостной вереницей промелькнули и уже стали там позади, в милом прошлом, эти полтора месяца, что длились экзамены. Бодрое, приподнятое настроение, способность головы легко и свободно поглощать громаднейшие, непоглотимые в нормальное время количества страниц, постоянное ожидание чего-то; каждое новое 12, которое всякий раз является как бы неожиданным, будто никогда-никогда раньше не получаемым, чем-то совсем новым, полным особой прелести, особого значения. Вместе с тем после каждого сданного экзамена что-то тихо щемит в сердце: «Сегодня последний раз отвечала по физике. Последний!..» И жалко-жалко этого ещё лишнего звена, отпадающего от милой, лёгкой, блестящей цепи, связывающей нас с дорогой гимназией. Вот оборвалось и последнее звено… Только там, в душе, никогда не замрут, не заглохнут светлые чувства и воспоминания, которые вынесены из этих радушных, ласковых стен.

На следующий день после сдачи последнего экзамена был отслужен благодарственный молебен. Наш милый батюшка сказал несколько безыскусственных, добрых напутственных слов. Тепло и сердечно в своей маленькой речи простился с нами Андрей Карлович, сам, видимо, глубоко растроганный. Дмитрий Николаевич в красивой речи обрисовал современное положение женщины в обществе, указал на те благоприятные для неё условия, при которых вступаем мы в жизнь, когда женскому образованию широко открыты двери, женский труд может свободно найти доступ на всяком пути, есть где поработать и для себя, и для других.

Все были сильно взволнованы, на глазах у многих блестели слёзы, некоторые откровенно плакали. Клеопатра Михайловна обняла, перецеловала и перекрестила каждую из нас.

– Дай Бог, дай Бог всего, всего хорошего! – И её добрые синие глаза полны слёз, волнение прерывает голос.

Мы с горячей искренней лаской обнимаем её нескладную фигуру, прижимаемся к этой впалой груди, в которой бьётся такое доброе, незлобивое сердце.

– Клеопатра Михайловна, голубушка, простите за всё, простите меня! – шепчет растроганная Ира Пыльнева, ещё и ещё обнимая её. – Я так вас мучила, так расстраивала, а вы такая добрая к нам… Если бы вы знали, как я люблю вас, какое хорошее, тёплое воспоминание сохраню навсегда!