В великий день, первый день пасхи, между матерью в дочкой произошел разговор. С памятного вечера еще почуяла Капитоновна недоброе: не укрылись от нее косые взгляды чужака. Теребя махорчатые края цветастой шали, она хитровато щурила глаза.
— К чему такая спешка, доченька? Погуляй, покохайся подле родной мамочки. В станице парней хучь плеса гати. Вон их на всенощной, видала?
Анюта густо залилась румянцем, ниже опустила голову.
— А в этом что? — добавила мать. — Гол как сокол, без роду-племени, да и… калека к тому же. Кому он такой? Небось, посправнее сыщется.
— Ушло то время, маманя, за богатство выдавать. Илюша сам богачам головы рубал. Да и батяня с братушкой тож…
С тоской и гневом поглядела Анюта куда-то в окно поверх материной головы; часто шевеля побелевшими ноздрями, полушепотом, будто сама себе, сказала:
— Не дадите согласия — уйду…
Обошлось без свадьбы. Будним вечером как-то сидел Илько в комнатке, низко нагнувшись к коптилке, чинил сапог. Без стука вошла Анюта с узлом в руке. Отбросил в угол сапог, поднялся, смущенно улыбаясь.
Поугождала молодая Картавке недолго. Молва ли людская, совесть ли материнская заговорила, порог Картавкиной хаты первой переступила сама Капитоновна.
— Негоже слоняться по чужим углам, — смахнула, не таясь, слезу. — И в родительском доме хватит вам места.
Собрала дочерин узел, вышла, повелев от порога:
— Ночевать чтобы были дома.
Цепко, живучим чернобылом врастали молодые Качуры в кусок сальской земли. До холодов пересыпали дырявую кровлю веранды, в катухе навесили двери; старенькие, обдерганные скотиной плетни на базу заменили новыми. На кривой, заросший лебедой и шпарышом проулок заманчиво бело выставился тесовый частокол, радуя и дивуя прохожих. Добрались руки и до сада: очистили, вскопали, а осенью посадили молоденькие деревца.
Не нарадуется Капитоновна зятем. Тревожила лишь рука на перевязи. Но через неделю, как перешли они к ней, стащил с шеи засаленную тряпицу и с той поры орудовал двумя.
Днями пропадал Илько в доме лавочника Брыля. Лавочник сбежал. Осиротевший дом немало времени простоял с заколоченными ставнями, пудовые гиревые замки взялись ржой. Явились новые хозяева. Железная, по-коробленная от давности крыша замаслилась зеленой краской, над резным парадным крыльцом свежо трепыхался на ветру красный флаг, над широкой створчатой „дверью — вывеска: «Артель инвалидов «Первоконник».
Лютым январским вечером встретила Капитоновна зятя новостью:
— Сын, Илюшенька. Славненький, беленький, вылитый ты.
— Так и вылитый уж…
На радости уважил польщенный зять теще: назвал первенца по мужу ее — Никитой. И тут же строго-настрого заказал бабам не крестить ребенка.