Качуринский тополь упирается в колено речки Сала. Сразу от тополя — глинистый обрыв. Внизу, в вонючей трясине, поросшие чернобылом и лопухом глыбы давнишних обвалов. В непролази камышей и чакана холодным паром исходит по утрам плес, Кандыбино озеро — самое глубокое место вблизи станицы. Конской подковой охватывают плес суглинисто-рыжие, изрытые щурами кручи.
За Салом, на восход, просторно взметнулась степь. Далеко-далеко ее братски обнимает сизый бугор, а над ним застывшими в лете стрепетами синеют шапки древних курганов. Справа, от скрытого за поворотом моста, ржавым клинком въелся в согнутую хребтину бугра Панский сад — бывшая усадьба панов Терновских. Налево — пока хватает глаз — изжелта-охристое половодье поспевающих колхозных хлебов; дальше — густая синь калмыцкого хуторка Озерска.
Позади, за крайними станичными дворами, от ветряка, тоже степь — неровная, в суслинах, обрезанная по небосклону Мартыновским шляхом.
Качуры появились в станице вскоре после того, как сбросили контру в Черное море. Глухой мартовской ночью в слякоть, забрел на огонек к тетке Картавке, станичной бобылке и сводне, бандит, махновец Илько Качура. Картавкина хата стояла крайней у крытого спуска к мосту. Сама хозяйка, худющая, корявая, похожая на терновый сук, даже глаз не отняла от паголенка. На стук набухшей двери только губы поджала плотнее, а в руках проворнее заметались спицы. Кроме нее в комнатке, скупо-освещенной чадящей коптилкой от снарядной гильзы, сидел за столом носатый парень в вылинявшей гимнастерке. Правый пустой рукав заткнут за кожаный ремень, на груди, при свете мигающего лоскутка коптилки, красовался засаленный алый бант. Перед ним бутылка с тряпочной затычкой, гнутая кружка; на голых немытых досках стола белели куски лука, растолченная щепотка соли; в мелкой тарелке — ломтики серого, как речной ил, хлеба. Отвалившись к стене, носатый хмуро разглядывал пришлого.
— Кто таков?
Илько задержался у порога; вытирая о подстилку ноги, нерешительно стащил с головы островерхий шлем, буденовку, но из темноты на свет шагнул смело.
— Человек.
— Гм, человек… Вижу. Бумаги имеются?
— Коли невтерпеж, изволь…
Расстегнул шинель, выставляя напоказ прикрепленную черным платком к шее руку, порылся в карманах, Носатый отмахнулся.
— Я — Макар Денисов. Могет, слыхал? Советскую власть в станице представляю.
— Как же, как же… будем знакомы. Качура, Илько… буденовец.
Хитро прижмурился Макар, спросил недоверчиво:
— При каком эскадроне значился? Улыбаясь, тряхнул светлочубой головой Илько:
