С ходу скатилась гитлеровская армия с бугристого берега к Дону, половодьем заливала низкое левобережье. Красная Армия отступала. На Дону не было сплошной обороны. Войска уходили к Волге. Через станицы и хутора шли загорелые ребята. Идут порядком, без песен, запыленные лица хмуры и смущены — немец вон еще где, а они топают. Степные шляхи забиты танками, машинами, пушками с завязанными жерлами… Грохот, пыль, одуряющая жара.
Жарко было не только на земле, но и в небе. От зари до зари над головой текучего фронта кипели воздушные бои. Стальные птицы сшибались стаями и в одиночку. За каждый пропыленный клочок неба дрались советские летчики.
Но отступали не все. У дорог, речек, в хуторах — везде, где можно зацепиться, отступающая армия оставляла заслоны. Рота, батальон, а то и полк занимали рубеж, врывались в землю и стояли. Насмерть стояли. Истекая кровью, дрались день, другой… пятый.
Просыпался Ленька чуть свет. Звякнет ведро на базу— хватал из-под подушки штаны и мчался к Салу. С разбегу прыгал головой вниз с дощатого помоста. Пока мать доит корову, он наныряется и успеет обсохнуть на обрыве возле тополя.
Тополь старый, с обожженным боком, в поклоне горбится над обрывом. Когда-то, помнил Ленька, тополь стоял дальше от яра, — дорожка, петляя по-над речкой, проходила между ними. Каждую весну полая вода подмывала яр, обваливала. Обрыв уперся в корявый ствол, оголил толстые почерневшие корни. А дорожка, вильнув, обжала его с другой стороны, ближе к тернам.
В станице исподволь заговорили об эвакуации; когда по Дону (это рукой подать) громом покатилась пушечная пальба, стало ясно: не миновать ее. Первыми снялись колхозы. Все, что могли, подняли на колеса, согнали в гурты скот; тракторами подцепили бригадные вагончики и комбайны. Оставляя за собой хвосты желтой пыли, потянулись к Волге. Вслед увязались и арбы беженцев.
Собирался за Волгу и Ленька. Воспротивилась мать: куда, мол, ей тут одной. Вскоре и сам остыл. Пустая затея, думалось ему, эвакуация: немцы дальше Дона один черт не пройдут. Наши не пустят! А сказать по правде, не терял он еще надежды пристать к какой-нибудь воинской части. В кавалерию бы, как батька, а еще лучше — к танкистам… Дух захватывает у парня! На худой конец— пехота. Шут с ней, с пехотой. Главное — не упустить это горячее время, винтовку взять в руки…
Последние дни Ленька пропадал у обрыва. В Сал купаться не лез, а прямиком — на тополь. Забирался на самую верхушку. Седлал обгорелый сук и пылко глядел на хуторок Озерск. Там шел бой. Немцы наступали из Мартыновки.