– Мама, а где мои штаны?
– В коридоре, сейчас покажу.
Воспользовавшись Мишиной несобранностью, я вышла из комнаты. Я помогла ему найти разбросанные части гардероба, а попутно оделась сама. Несмотря на все тревожные мысли в голове портить отдых ребенку я не собиралась. Раз уж мы сюда приехали, у нас в серванте появятся новые фотографии со счастливыми беззаботными детскими глазами. А мне с собой нужно что-то делать, Стас бесит и злит, но, подозреваю, что дело не только в нем.
– Анфиса чур остается дома, – слышу я голос Стаса, когда Миша привычным жестом отправляет крысу в нагрудный карман. – Нас с ней никуда не пустят.
– Но как же она одна дома останется? Вдруг ей станет страшно в незнакомом месте?
– Давай ей оставим телевизор включенным? – предложил Стас.
– Крысы плохо видят и различают только яркие цвета. Анфиса не смотрит телевизор. Ей нужен человек.
– Тогда радио?
Он что, совсем того?
– Вряд ли ребенка будут досматривать вручную, а на детекторе крыса не пищит. Пусть Анфиса идет с нами, – я решила вмешаться.
Стас только развел руками.
– Спасибо, мамочка, – взвизгнул Мишка и засунул крысу в карман.
Прятать Анфису от проверяющих Миша научился еще в больнице.
Через полчаса мы вышли из такси у Храма Василия Блаженного. Красота. Миша рядом блещет знаниями, а мне все равно кто, когда и зачем построил это все. Стас удивляется, восхищается и дискутирует с Мишей, а я могу лишь кивать.
Я собиралась учиться в Москве. После окончания школ – обычной и музыкальной – я видела себя исключительно только на сцене. Мама с папой поддерживали мое желание поступать в Гнесинку. Весь одиннадцатый класс я готовилась. Дополнительные уроки у Веры Павловны имели двоякий эффект. С одной стороны я была хорошо подготовлена к экзаменам, а с другой – со всей горячностью молодости влюбилась в ее сына. Он был старше меня на восемь лет и в год моего отчаянного репетиторства очень просто завладел сначала моим сердцем, а потом и всем остальным.
Наш роман закрутился с неожиданной силой под Новый год. Мне только исполнилось семнадцать, и я впервые влюбилась. А ему двадцать пять, и он казался таким взрослым. Тайком, урывками мы целовались в подъезде перед и после моих занятий. Он выходил покурить на лестничный балкон, а я ждала его там с портфелем после школы. Чудом не отдалась ему прям там, на бетонном парапете. Страсть, вспыхнувшая в молодом теле, неистово требовала выхода. А Костику как будто только этого и надо было.
Никто не знал про мою случившуюся любовь. Я не стала ходить на дискотеки и поздно возвращаться домой, просто больше времени пропадала у репетитора по музыке. Родители решили, что это такая моя увлеченность идей поступить в Москву, и не ограничивали меня. Каково же было их удивление, когда я по весне привела к ним Костю знакомиться вместо того, чтобы паковать чемоданы.