Я шмыгнула носом, смахнула слезинку и сказала:
– Дорогой Дед Мороз, что ж ты в прихожей сидишь. Заходи, садись за стол.
– Да, Дедушка, оставайся с нами.
– Я бы с радостью, но меня ждут дети. Мне еще в стольких местах надо побывать.
– Я понимаю, – сказал Миша. – Все хотят подарков.
– Ты очень смышленый мальчик, оставайся таким же. Ну все, я пошел. До встречи в следующем году.
– Стой. Я сейчас, – сказал Миша и побежал в комнату. – Я хочу тебе кое-что подарить.
Неловкое молчание, пока Миши не было, не успело затянуться. Я не знала, что сказать Стасу, банального «спасибо» было недостаточно.
– Может быть … – начала я, но тут появился Миша и я замолчала.
– Вот, это тебе, – сказал Миша и протянул Стасу рисунок.
Я не видела, когда он успел его нарисовать. Может быть, пока я готовила?
На белом листе три человечка на фоне красного пятна, в котором легко угадывалась Кремлевская стена. Тут же еще есть елка, украшенная гирляндой, и снеговик. Три человечка нарисованы чуть с краю. Посередине человечек поменьше, который держит за руки с двух сторон женскую и мужскую фигуры. И надпись «Мама, Миша, Стас».
Стас уходит, а я растроганная до самых косточек, остаюсь стоять в коридоре. Вокруг скачет перевозбужденный Мишка и то пытается распаковать конструктор, то достает конфеты и не переставая извергает восторг.
– Мама! Президент говорит, – кричит Мишка, а я как будто не слышу. Но его голос заставляет меня очнуться.
– Бежим скорее, надо желание загадывать.
Я делаю погромче звук телевизора и, пока продолжается поздравительная речь, разливаю сок по стаканам. Отрываю два маленьких кусочка бумаги из блокнота и отдаю один Мише. Тут же у нас блюдце и спички. Мы готовы писать и жечь.
Как только начинается бой курантов, я пишу на листке: «Донора». Больше всего на свете я хочу, чтобы нашелся донор костного мозга для Миши. А потом дописываю «Любви». Этого я хочу для себя. Я хочу перестать быть одна со всем тем кошмаром, в котором я живу. Хочу настоящей любви с достойным мужчиной, без предательства и чтобы навсегда. Чтобы не только в радости, но и в горе не чувствовать себя одной во всей вселенной.
Что пишет Миша, я не вижу. Я комкаю свой обрывок и сжигаю, пока Миша дописывает. Выверенность моих движений позволяет написать, сжечь и высыпать огарки еще на шестом ударе. Дальше я помогаю сыну.
Выпить вовремя этот апельсиновый сок для меня сейчас самое важное в жизни. И мы успеваем. Сладкие капли текут по моему подбородку и капают на платье, но это волнует меня меньше всего.
– Ура! Я успел! Мы успели! – кричит Мишка.