Допросы длились всю следующую неделю, так что Гаррет потихоньку начинал звереть.
– Вы разговариваете со мной так, как будто я сам – перебежчик! – не выдержав, высказал он на пятый день. Высказал сначала офицеру, которому поручили вести допрос, а когда тот вежливо уклонился от ответа – и Джонсону, который всю неделю старался встреч с Колбертом избегать.
Джонсон выслушал долгий монолог, на добрую половину состоявший из нецензурных фраз, а затем сказал:
– Гаррет, если бы я и хотел – ничем не могу тебе помочь. У меня особые распоряжения насчёт тебя.
– Что значит «если бы я и хотел»? – взорвался тот. – Ты меня знаешь десять лет – и так просто отдаёшь под суд?
– Никто не собирается тебя судить. Нас интересуют свидетельские показания, которые могут раскрыть подробности перевербовки агента Донован.
– У вас чёртова капсула, записавшая всё время его жизни до минуты! И вам нужно ещё что-то от меня?
– Капсулу гипотетически можно остановить, можно стереть или подменить запись. Поэтому мы используем стереоскопический подход.
– И что, к чёртовой бабушке, значит «особые распоряжения насчёт меня»? – продолжил Гаррет, не обращая внимания на его слова. Подобные объяснения за прошедшую неделю он слышал уже десятки раз.
– Я не уполномочен отвечать на этот вопрос.
– Джонсон… – обходя стол полукругом, Гаррет медленно наступал на него. – Не надо со мной играть. Я задал тебе вопрос.
– Ты слишком много хочешь. Тем более что ты теперь даже не агент.
– Именно потому, что я больше не в штате, не надо со мной шутить! Да и какая к чёрту разница? Ты всё равно обязан мне это объяснить.
– Я тебе ничего не обязан!
– Обязан зачитать мои права и ответить…
– Ладно! – Джонсон поднял руки. – Уймись, мы здесь ни при чём. «Монолит» прислал запрос на углубление следственной процедуры…
Джонсон говорил что-то ещё, но Гаррет молчал и не слушал его. Главное уже было сказано.
«Монолит», – билось у него в голове. И тут же: «Дай мне возможность получше тебя узнать».
– Чёртова стерва! – выдохнул Гаррет и, не прощаясь, вышел в коридор. Дверь шумно хлопнула у него за спиной, и Гаррет, как сомнамбула, прокурсировал к лифту. Стоять на месте ему удавалось с трудом. Шестнадцать этажей оказались почти непреодолимым испытанием. Гаррет никак не мог избавиться от стремления что-нибудь разбить, желательно – Молтон, и лучше – лицо.
Он так и собирался поступить, когда, превысив разрешённую скорость в полтора раза, домчался до отеля и поднялся не на свой этаж, а на тот, где находился номер его бывшей напарницы.