Прохожу к своей парте, замечаю что-то белое на столе. В глазах темно, туман какой-то, всё вижу словно через запотевшее окно.
Лист контрольной, да, точно. И ещё что-то лежит рядом, объёмное, похожее на книгу или коробку подарочную. Отодвигаю это, потом посмотрю. Всё потом, сначала контрольная.
Но её я благополучно провалила. Даже в задания не вчитывалась, в тестовой части выбирала наобум. Результатов пока нет, но я точно знаю, будет не выше неуда.
Пусть… Во мне всё словно с предохранителя сняли. Сейчас бы не разреветься — уже будет победой.
Урок заканчивается быстро. И наступает новая перемена.
И новые герои всё того же ужаса. Той же драмы, в которой мне мимо кастинга отведена главная роль.
В эту перемену выйти из кабинета я не успела, сидела в какой-то прострации, пытаясь собрать мысли в кучу.
Как там учила психолог… Ах, да. Вспомнить какой-нибудь приятный момент из жизни. Такой, чтобы каждой клеточкой кожи почувствовать это приятное, ощутить, окунуться с головой.
Настолько углубиться, чтоб забыть настоящее со всеми его проблемами и нарывами.
И вот я только прикрыла глаза и начала вспоминать наш с папой поход в зоопарк, как стул напротив жалобно скрипнул.
Сначала я не придала этому значение, мало ли. Может, Маша вернулась в класс, она как раз передо мной сидит. Но нет, всё было в разы ужаснее.
— Да, а личико-то у тебя, Бжижик, поплохело. У меня в глазах так и рябит…
Ужасный голос, который въедается чуть ли не в подкорку. От неожиданности воспоминание тает, и я резко распахиваю глаза.
Смотрю на Амира, как затравленный кролик. А он смакует, я вижу, как его скисшая физиономия вдруг опять становится нормальной.
— Ой, простите, мы же выросли. Какой нафиг Бжижик, да? Ты теперь у нас гордо и почетно — Мияги! — И противнейший смех.
Да, мы изменились. И я тоже! Можешь хоть сколько про это говорить.
Амир возмужал, и если бы мне нужно было узнать его по лицу, то я не справилась бы. Волосы перекрасил. Раньше они были у него чёрные, как ночь. Теперь тёмно-бордовые, а кончики вообще какие-то розоватые.
Все черты лица стали крупнее, как у подросшего хищника. Глаза то и дело наливаются яростью, даже когда изверг язвами своими сыплет.
А ещё он стал жестоким! В нём не просто обида живёт…
Но изверг не продолжает свои инсинуации «конкурса красоты», догнал, что это не больное место.
Красота приходит и уходит, если я ещё и из-за этого буду загоняться, то проще сразу запереться на тысячу замков и из дома не выходить даже к психологу.
Посмотрев на меня с прищуром, Амир облокачивается на мою парту и замирает в каком-то сантиметре от моего лица.