Не для себя старалась я этим днем. Я никогда не чувствовала себя наследной дайной, вообще не ощущала принадлежности к другому миру — миру ярких и шумных балов, ежедневных развлечений, пустых разговоров и лживого этикета. Я находилась во дворце постольку-поскольку, понимая, что даже мнимая власть дает мне весомые преимущества.
И тогда, и сейчас я старалась ради естии, потому что рано или поздно правда должна была восторжествовать. Каждый должен был получить по заслугам, а я…
Я просто хотела найти родителей.
Спрятавшись за глубоким капюшоном, на людной шумной площади перед дворцом я довольно легко поймала наемный экипаж. Здесь жизнь кипела как и прежде: никто еще даже не подозревал о том, что властителя больше нет. Напротив, все готовились к предстоящему празднику, украшали улицы, лавки и мастерские и скупали подарки.
Один год заканчивался. Вместе с весной — промозглой, сырой и холодной, а потом и яркой, ароматной и цветущей — приходил другой. Каждый год мы получали возможность начать нашу жизнь с чистого листа. И каждый год боялись сделать решительный шаг, потому что за спиной был привычный комфорт, а впереди — только неизвестность.
Увы, для меня сделать шаг назад было попросту невозможно. Отступать оказалось некуда.
Я попала в то самое время между обедом и ужином. Многочисленные юные воспитанники Дома Покинутых, что прилежно отучились первую половину дня, целой гурьбой высыпались на улицу, чтобы порадоваться такому долгожданному теплу и слепить что-нибудь из мокрого снега.
На меня они едва ли обращали внимание, занятые играми, в то время как старшие дети в это время в основном подрабатывали там, куда глеции Бендант удавалось их пристроить. Холл Дома Покинутых, как и коридор на первом этаже, встретил меня тишиной и пустотой.
Негромко постучавшись в дверь кабинета Старшей Сестры, я замерла в ожидании ответа, но его не последовало. Зато звучный голос женщины послышался откуда-то со стороны кухни. Оттуда призывно тянуло ароматами свежей сдобы, но, как оказалось, запах приманил не только меня. Сестра Офелия громко отчитывала Эдита, который, судя по всему, без спроса пробрался на кухню и свистнул с противня сладкую пышную булку.
— Глеция… — окликнула я женщину, привлекая ее внимание.
— Лицка! — обрадовался мне мальчишка, потирая покрасневшее ухо, за которое и был пойман.
— Не Лицка, а Ваше Благородие! — тут же отчитала его Старшая Сестра и направилась ко мне. — Что привело тебя ко мне, дитя мое?