Автобус я нормально переносила… наверное… сто лет в нем не ездила. Просто склонить бабулю к поездке на такси было делом непростым. Их люди в булочную на такси не ездили. А мне не хотелось терять время. Тем более приложение назначало за поездку до соседнего городка сумму в двести рублей.
— На такси, так на такси, — согласилась бабушка.
Господи! Все такие покладистые!
Может, я и правда уже села своим близким на шею и ноги свесила? Не надо, Катя, своим положением злоупотреблять! Дала себе слово, что это был последний раз.
Бабуля уже была одета, и сообщение, что водитель ожидает у дома, пришло как раз, когда я доела последний кусочек.
Вообще все сегодня складывалось удачно, и уже через тридцать минут мы были в банке. Там нам пришлось немного задержаться, пока бабушка оформляла нужные для моего допуска в хранилище документы — не додумалась она, что сразу это можно было сделать, поэтому пришлось все это время изнывать от нетерпения и осторожно заниматься математическими подсчетами, в которых хотя бы одна монетка была стоимостью в восемнадцать миллионов! Но расстраивало то, что сама бы я ни за что не смогла сейчас навскидку оценить клад. Нужны эксперты.
Наконец, нас провели в охраняемое помещение и оставили одних. Как жаль, что время посещения ограничивалось пятнадцатью минутами, а то бы я точно до вечера рассматривала, гладила и фотографировала свою прелесть. И дело тут было даже не в их материальной ценности.
Увидев червонцы, я ощутила благоговение, даже слезы на глазах навернулись от того, что это была эпоха. История моей семьи. Мы никогда не узнаем, как в раме картины оказались эти деньги. Петя ли их туда вставил, или моя прапрабабушка? Если она, то почему не достала их в тяжелые времена? Нам оставалось только гадать, а еще можно было придумывать романтические истории. Например, про то, как, готовясь эмигрировать во Францию, Петя звал Степаниду с собой, но у нее не хватало денег, и он предложил ей помощь. А моя родственница была гордая, как я, и от помощи отказалась. Тогда Петя вложил деньги в картину и подарил ее любимой на память, думая про себя так же как Емеля: если она моя, то найдет деньги и ко мне приедет… Но прапрабабушка их не нашла…
Я смахнула слезы — так можно что угодно придумать, — и когда вышло время, бережно сложив пятнадцать монеток в мешочек, а потом и в ящик ячейки, мы покинули хранилище.
— Ну что, Катюш, что дальше? — спросила бабуля, когда мы вышли на воздух.