Впрочем, все произошедшее со мной в последние дни, безусловно, так или иначе подразумевает Божественное провидение! С одной стороны… А с другой, я ведь о переносе сознания (или души!) в прошлое всерьез ни разу не задумывался именно с точки зрения свершившейся Божьей воли… Как минимум потому, что подобные размышления порождали кучу вопросов из разряда: почему именно я? А не кто-то более подготовленный? Почему сейчас? Изменится ли настоящее, если мне удастся остановить Батыя — и если да, то как? И вообще, я там буду в случае успеха миссии здесь? Это прошлое моей Родины, или иная, параллельная вселенная? Или действительно тринадцатый век, но внесенные мной изменения заставят пойти историю по иному руслу и создадут параллельную реальность?!
Короче, риторических вопросов были десятки — и быстренько прокрутив в голове несколько первых, я понял, что лучше ими голову не забивать! А тут вдруг эта не совсем обычная для меня просьба… Опять проявления сущности бывшего владельца тела? Его передавшиеся мне привычки, из разряда дежурных фраз при прощании с мамой? Скорее всего, хотя…
Впрочем, особенно рефлексировать и растекаться мыслью по этому поводу я все же не стал. Вместо этого крепко-крепко сжал маму в объятьях, и насколько смог нежно поцеловал ее в морщинистую щеку… После чего мягко отстранил женщину и тут же лихо запрыгнул в седло Буяна, без промедления направив жеребца к уже открытым воротам. Поравнявшись же со створками, я на секунду остановил скакуна, обратился назад и насколько смог бодро выкрикнул, вскинув руку:
— Я люблю тебя! И я вернусь!
Женщина энергично замахала платочком в ответ, до меня донесся ее чуть надтреснутый голос: «я тоже тебя люблю!» — причем сложилось полное впечатление, что Велена сдерживается из последних сил, чтобы не разреветься. У самого, блин, в горле запершило и в глазах замутнело… Чуть раздраженно пришпорив Буяна, я направил его к воротам детинца, отвернувшись от провожающей сына женщины с мыслью, что долг перед Егором в отношении его мамы я выполнил до конца!
И что теперь же мне предстоит исполнить долг перед моей Родиной, перед древней Русью и ее народом — десятками, даже сотнями тысяч мужчин, женщин и детей, кому суждено сгинуть под ордынскими саблями и стрелами, копытами степных коней… И у кого с моим «провалом» в прошлое появился пусть крошечный, но шанс избежать гибели — однако и реализовать его смогу столько я!
Какая жуткая ответственность, если вдуматься…
От воспоминаний о прошедшем утре и прочих размышлений меня отвлек скрип открываемых ворот Троицкого храма — небольшой деревянной церкви, единственной в детинце. Места в ней немного, так что на молебен по случаю отбытия Коловрата наша сторожа не попала — за исключением Кречета. Как впрочем, и большая часть людей боярина, также успевших собраться на небольшой площади у храма.