— Двести долларов, — услышал он голос Пола. — И еще двести — в конце недели, если это займет у меня столько времени.
— Сомневаюсь, удастся ли мне повесить это на клиента, — сказал Мейсон.
— Тогда пусть будет в сумме триста двадцать пять. Только не забудь обо мне, если потом тебе это удастся включить в расходы.
— Договорились, — ответил Мейсон. — Берись за работу.
— Подожди минуту. Я как раз хотел звонить тебе. Перед зданием стоит большой «Линкольн» с водителем за рулем. Пожалуй, это тот самый, на котором укатила твоя таинственная приятельница. Следить за ним? Я записал номер на всякий случай.
— Нет, — ответил Мейсон. — Это уже неважно. Я сам ее поймал. Забудь о ней и принимайся за Локка.
— Ага, — ответил Дрейк и дал отбой.
Мейсон положил трубку. В дверях стояла Делла Стрит.
— Ушла? — спросил Мейсон.
Делла кивнула.
— Эта женщина доставит тебе массу проблем.
— Ты мне это уже говорила.
— Повторяю еще раз.
— Почему? — спросил Мейсон.
— Мне не нравится ее поведение. Не нравится то, как она относится ко мне. Она страдает комплексом высокомерия.
— Не одна она, Делла.
— Да, но с ней это дело другое. Она не знает, что такое честность. Она предаст тебя не задумываясь, если сочтет, что для нее это выгодно.
На лице Мейсона появилось задумчивое выражение.
— Это не будет для нее выгодно, — ответил он, поглощенный чем-то другим.
Делла Стрит смотрела на него минуту, после чего тихо закрыла за собой дверь, оставив его одного.
Гаррисон Бурк был высокий стройный мужчина, старающийся придать себе внешнюю значительность.
Реальных достижений в Конгрессе у него не было никаких, но он заработал себе репутацию «друга народа», поддерживая проект закона, принятие которого форсировала группа политиков, убежденных в том, что этот закон и так не пройдет, а если даже и пройдет, то встретит решительное вето президента. Свою предвыборную кампанию в Сенат Бурк вел при поддержке некоторых видных граждан, которых ловко поддерживал в убеждении, что в глубине души он консерватор, стараясь при этом не терять популярности среди широких масс, верящих в его репутацию «друга народа».
Он посмотрел на Перри Мейсона пронзительным оценивающим взглядом и заявил:
— Не знаю, что вы имеете в виду, мистер Мейсон.
— Что ж, — ответил Мейсон, — если вы хотите заставить меня говорить прямо, то я имею в виду тот вечер, когда на Бичвунд Инн напал вооруженный преступник, а вы были там в обществе одной замужней женщины.
Гаррисон Бурк вздрогнул, как от удара. Он глубоко втянул воздух, словно начал задыхаться, после чего придал своему лицу выражение, которое, наверное, считал бесстрастным и невозмутимым, как камень.