– Что? Что ты хотела спросить, голубушка? – наконец очнулся от своей задумчивости Порфирий Петрович.
Главврач весь женский персонал своего госпиталя называл «голубушками», а мужской, к коим относились и раненые – «голубчиками». Люди перед его глазами так часто сменялись, что ему некогда было запоминать ни их лица, ни их имена.
– Порфирий Петрович, правда ли, что тяжелораненых завтра в тыл отправляют?
– Отправляют, голубушка, отправляют.
– А можно… Можно отставить штабс-капитана Голицына?
– Нет.
– Порфирий Петрович, миленький, родненький, пожалуйста! Всего несколько дней!
– Нет, не могу, голубушка, не проси!
– Порфирий Петрович, Христом богом прошу, на коленях умоляю!
Главврач, наконец, полностью очнулся от своих мыслей и посмотрел на просительницу повнимательнее. Тяжко вздохнул. Узнал её. Её огромные молящие глаза. Её трясущиеся от сдерживаемых слёз губы. Её полный отчаяния голос. Такое уже было. С месяц назад. Когда она также пришла к нему в палатку, чтобы уговорить сделать операцию, кажется, всё тому же штабс-капитану Голицыну. Удивился – надо же, выжил-таки!..
…Всех прибывающих раненых осматривал фельдшер. Он же определял тяжесть ранений. Сортировал, кого к сестричкам на перевязку, кого под нож хирурга. Кому позвать священника, а потом просто оставить, чтобы он дождался часа, когда его окончательно призовёт Господь.
В ряды таких безнадёжных попал и штабс-капитан. Места живого на нём не было. Месиво из крови, костей и мяса. И пуля, застрявшая в области сердца. Стронешь её с места – фонтан крови и быстрая смерть. Правильно фельдшер определил в безнадёжные. Порфирий Петрович тогда уже хотел было подтвердить назначение, но что-то его остановило. Этим «что-то» была цепочка, спаянная с пулей. Странная картина.
Порфирий Петрович аккуратно поддел цепочку пинцетом и приподнял. Не сразу, но пуля отделилась от тела. Никакого фонтана крови не случилось. На коже в районе сердца осталось маленькое круглое пятно ожога. Проникающего ранения не было. Пуля застряла в расплавившемся от удара маленьком металлическом предмете, по-видимому, медальоне, и вдавила его в тело. Везунчик!
Порфирий Петрович покачался в задумчивости с мыска на пятку, с пятки на мысок, перевёл взгляд с расплющенной пули на молящие глаза просившей за раненого сестры милосердия, и коротко бросил: «Обмывайте и на стол!»…
Да, такая не отстанет. Простым «нет» не уговорится. Порфирий Петрович взял руки девушки в свои и ласково спросил:
– Тебя как зовут, голубушка?
– Варварой Андреевной.
– Варвара Андреевна. Варенька, значит. Вот что Варенька, голубушка, никак нельзя оставить твоего жениха…