С хозяйственных забот мысли Тани перескакивали на Сашу и Варю. Оба очень хорошо выглядели, почти не изменились на лицо. А вот облик в целом изменился сильно. Они были какими-то не здешними, будто пришедшими из другого мира. Казалось ли это, потому что она их давно не видела? (Шутка сказать – 40 лет прошло! Целая жизнь!) Или из-за их одежды? Они даже пахли по-другому!
Потом мысли Тани устремлялись домой, где её ждал любимый. Как то пройдёт его встреча с новыми старыми знакомыми? И опять возвращались к быту.
21. Квартира Оболенских. Москва
– Дорогой, я вернулась!
– Танюша, как ты быстро сегодня!
– А я не одна. У нас гости!
– Гости это хорошо!
С этими словами в проёме узкого коридора показался высокий поджарый мужчина, опирающийся на трость. Как и всегда, завидев мужа, Таня начала улыбаться, её лицо стало мягким, засветилось нежностью и любовью. Вот тогда она, действительно, превратилась в красавицу и стала очень похожа на себя прежнюю, молодую. Танюшу. Танечку. Если бы на неё в этот момент смотрел Саша, он бы однозначно её узнал. Но он смотрел вперёд. Смотрел и не верил своим глазам. Перед ним стоял его друг, друг, с которым они попрощались ещё в четырнадцатом году. Седой, как лунь. Из-за этого, а ещё и из-за трости, друг выглядел стариком, но был таким узнаваемым!
– Борис!!!
– Сашка!!!
Мужчины кинулись навстречу друг другу и крепко обнялись. Момента неловкости первой встречи после долгой разлуки, когда не знаешь, что говорить (ведь, на самом деле, людей связывают повседневные мелочи, а не крутые повороты судьбы. Легче рассказать о рутине дня, чем о событиях года), не возникло.
В суете приготовлений и потом, уже за столом, царила праздничная обстановка, когда то все говорили одновременно, то дружно смеялись. Не от какой-то конкретной шутки, а просто от того, что было радостно на душе. Потом женщины стали убирать со стола посуду, и, как-то так само собой получилось, остались пить чай со свежайшим Ленинградским тортом на кухне, а мужчины зависли в комнате.
В пылу встречи и за праздничным столом, Саше неудобно было расспрашивать Бориса об его увечьях – уродливом шраме, начинающимся на шее и дальше скрывающимся за воротом рубашки, усохшей правой руке, повисшей плетью, негнущейся левой ноге из-за чего другу приходилось опираться на трость. Но это было первое, о чём Саша спросил, когда они остались вдвоём в комнате и закурили, открыв окно в палисадник перед домом. Борис долго не отвечал, и Саша, уже было, решил извиниться и перевести разговор на другую тему, но тут он заговорил: