С этими словами Армель развернулся к Эмите спиной.
Эмите была сражена этим монологом, настолько он был противоположен тому, что чувствовала и ожидала услышать она. И это наполнило её душу праведным гневом. Не на то, как он расценил её воздействие на мужчин, а на то, как он назвал «похотью» ту волшебную и прекрасную любовь, которая была между ними ночью. На тот ушат грязи, который он вылил на это светлое и чистое чувство. Она схватила нож для разрезания бумаги, валявшийся рядом на прикроватном столике, и вонзила его тонкое и длинное лезвие мужчине между лопатками. Нож вошел в тело как по маслу. Она ударила ещё и ещё, пока лезвие ножа не переломилось, попав, видимо, в кость.
Тело Армеля упало навзничь. Ноги Эмите подкосились, и она грузно осела около любимого. Такими их и увидели слуги: хозяин лежал на полу с обломком лезвия в спине, а на его белой рубахе расплывалось огромное красное пятно. Рядом сидела прекрасная обнажённая женщина с огромными застывшими зелеными глазами и поднятой вверх рукой, судорожно сжимающей окровавленный сломанный нож. На её ослепительно белой коже и светлых волосах, прикрывающих тело как саван, поблескивали рубинами капельки крови…
9
В Бастилии Эмите много размышляла: могла бы её жизнь сложиться по другому? Были ли в ней отправные точки поворота судьбы? Если бы в живых остался хоть один из её родителей, может они смогли бы внушить ей высокие моральные принципы? Если бы нянька вместо любовных романов читала библию и отвела девочку в церковь, может тогда она искренне поверила в бога и страшилась его гнева? Если бы опекун не потакал капризам ребёнка, а воспитывал бы её в строгости…
Но здесь Эмите остановилась. Получалось, что все вокруг виноваты, даже безоглядно преданный ей Гардиен, все, кроме неё самой. Но ведь не она ли сама прыгнула к нему в постель? Она твердо знала, что никогда, ни при каких условиях её опекун не решился бы дотронуться до неё и пальцем. Может, тогда и не было бы всего остального? И она бы встретила свою другую любовь в другом месте и уже была бы счастлива, окруженная заботой любимого человека и кучей детишек? И даже, если бы всё-таки их сближение произошло, но она не уперлась с избавлением от ребенка, а смирилась с судьбой, то они до сих пор были бы втроём: она, Гардиен и Полин. И их дочурке было бы кого называть мамой… И даже существовал микроскопический вариант, что она, наконец, встретила Армеля чистой и не развращенной, и он забыл бы свою непорочную Агнис и полюбил её. И был бы сейчас жив, а не лежал в холодной земле. Но это был уж совсем сказочный вариант. Вопросы, вопросы, вопросы… И нет на них ответа. И впереди – только неизбежность…