Я чувствовала себя странно. Несмотря на то, что Гаэлас потом утверждал, будто для разрушения его двадцатилетнего заклятия и упокоения жены нужно было обладать огромной силой дара, я не ощущала никакого опустошения. Меня больше волновал он сам и его состояние. Я смотрела, как некромант с лихорадочной увлечённостью расчерчивает круг и вписывает в него символы, но видела эльфа, сломленного недавним решением и ещё не осознавшего, что произошло. Мне было страшно думать о том, на что он способен в этом состоянии. Ещё страшнее было представлять, как где-то в туманном междумирье живые люди и эльфы оказались заперты, точно мыши в банке. Каждый вздох, каждое движение в сумрачном измерении забирает их силы, выпивает их жизнь, и очень скоро пребывание по ту сторону начнёт их убивать.
Призыватели теней с помощью колдовства могли приводить в наш мир странных обитателей сумрака. Церковь Ксая считала, что все эти существа относятся к демонам, а потому подлежат немедленному истреблению, но я уже знала, что это не так. Как и люди, как и эльфы и все другие народности, сумрачные жители были разными. Опасными и безобидными, агрессивными и спокойными, сильными и слабыми. Встречались хрупкие и сложно устроенные тени, для которых наш мир был чем-то вроде костра – они сгорали здесь в считаные секунды. Удержать таких могли только очень могущественные волшебники, которые создавали для призванных существ защитные поля и подкармливали собственной силой. Находились и такие «демоны», которым наш мир казался более подходящей средой обитания, они вселялись в симпатичные им тела и иногда проживали в них годами, никем не замеченные. Бывало и так, что призванное существо убивало своего призывателя, если он был слишком слаб, чтобы подчинить его своей воле.
Ткань мира треснула и разошлась. Зияющий проход напротив камина клубился густым серо-чёрным туманом – ничего не разглядеть по ту сторону. Гаэлас позвал меня и указал на место в круге, где мне следует стоять. От меня требовалась только магическая энергия, которой питался портал между мирами, ни на что иное мой дар не годился. Напротив меня, по другую сторону от разрыва, замер птичий магистр. Я не выдержала и коснулась рукава некроманта:
– Будь осторожен…
Мой голос дрогнул.
– Я вернусь, – прошептал он. – У нас ведь ещё есть время до весны.
До весны, добрые боги! Дома я любила весну, зеленеющие равнины, усыпанные первыми цветами, ласточек, что устроили гнездо под крышей церковного приюта. Я любила старый яблоневый и вишнёвый сад, за которым нам приходилось ухаживать, розовые кусты и заросшие ландышами тенистые закоулки. Стоило солнцу как следует пригреть и растопить сосульки напротив нашего окна, как мы, сироты, высыпали на улицу без шапок и рукавичек и принимались крушить сугробы, помогая весне. Матушка Евраксия ворчала, качала головой, но затем неизменно шла на кухню готовить для нас чай с сушёными цветами липы и мёдом, чтобы мы по детской горячности не заболели.