В какой-то момент детектив засомневался в выборе направления. Наконец двинулся на север, рассчитывая добраться до Муезерского. Его мало заботила судьба машины. Приличное расстояние от «Синих холмов» – вот в чём он нуждался. Там созвонится со Смоловым и попросит, чтобы его сменили. На худой конец наймет кого-нибудь, чтобы его вывезли из этой туманной глухомани.
Но жизнь его чаяний была короче мышиного хвостика.
Примерно через час, когда прокля́тую домину с собакой у входа пожрал туман, дорога закончилась. Впереди, в молочной дымке, простирались рытвины, наполненные водой. Сентябрьское солнце, нависшее над жутковатым пейзажем, светило не ярче фонарика.
Ким рассмеялся, отметив, что смех хорошенько поперчили истерикой. Всплеснул руками и зашагал обратно. Ноги уже болели от ходьбы, а рот то и дело разевался.
Вскоре показалась гостиница с мерзкой собакой. Детектив чуть ли не бегом, насколько позволяла собственная туша, проскочил «Синие холмы» и ступил на восточную дорогу, по которой пару дней назад прикатил на «Победе».
Пятьдесят километров до Медвежьегорска? Ерунда. Как-нибудь дойдет.
Ким волосками на загривке ощущал, как псина из черных листьев таращится ему в спину. Тварь отпускала его, потому что знала, что он вернется.
Так и случилось.
На сей раз дорога оборвалась болотистой хлябью в двухстах метрах от гостиницы. Туман, пахший сырой землей, клубился у самого носа.
Ким какое-то время просто моргал, пытаясь сообразить, болото ли пожрало дорогу или самой дороги никогда не существовало. Его повело вперед, и он сделал шаг. Холодная влага тут же проникла под брючину и полезла вверх, явно намереваясь застудить детективу промежность.
Он с воплем выдернул ногу. Ботинок, к счастью, никуда не делся. Похоже, это чертово место не покинуть. Пришло странное облегчение. Приговор объявлен, а значит, можно выкурить последнюю сигаретку. Эй, псина у входа, ты не куришь?
Вернувшись к зловещему синеватому зданию, детектив ощутил болезненное желание проведать могилу в розарии. Там обнаружил, что дно ямы зачем-то выстлали розами, словно кому-то подготовили черную, тошнотворную постель из колючек и горелых лепестков.
Ким рванул к парадному входу, едва сумев подавить желание пальнуть собаке-демону в живот из револьвера. Как знать, вдруг оттуда вывалилось бы колесо машины, а?
Вестибюль встретил детектива гробовой тишиной. Гостиница больше не изображала видимость жизни. Вероятно, даже чудовища устают. Ким двинулся к стойке администратора. Хлюпающий ботинок действовал на нервы.
– Всё-таки вы промочили ноги, господин Отцевич, – заметила Фюрстенберг, взглянув на него поверх очков.