Внизу его уже поджидала администраторша. Чуть сгорбившись, она замерла перед стойкой, выйдя на непривычное место. Ее очки тоскливо поблескивали.
– Вы пропустили обед, господин Отцевич, – заявила Фюрстенберг, едва он сошел с лестницы, соединявшей вестибюль и второй этаж.
– Каюсь. Решил вздремнуть.
– Вы не должны пропускать приемы пищи. От этого зависит ваш сон.
– От этого и от крыс, верно, госпожа Фюрстенберг?
Фраза прозвучала чуть громче, чем следовало, и она вполне могла достигнуть ушей других постояльцев или персонала гостиницы. Ким приготовился услышать чьё-нибудь праведное возмущение или негодующий шепот, но тишина в «Синих холмах» будто обрела бархатную густоту.
Либо всем было плевать на крыс, либо это славное про́клятое место пустовало.
Губы Фюрстенберг растянулись в сухой улыбке, но глаза, взятые в плен очков стрекозы-модницы, злорадно торжествовали.
Пожав плечами, Ким проследовал в сумрачный обеденный зал. Столик на одного уже поджидал его. За окнами сыпал мелкий черный дождик. И опять никакого электричества, только керосиновая лампа. Романтичный ужин в одиночестве – что может быть лучше? Тоска и отчаяние охватили Кима, будто он был последним человеком на планете, доживавшим деньки в паршивом месте.
Накрытый стол поприветствовал его блюдом под блестящим колпаком и открытой бутылкой «мерло». Вино просто ждало, когда его выпьют. Ким разместился на стуле и постелил на коленях салфетку. Взглянул на Фюрстенберг, проводившую его до столика.
– Госпожа Фюрстенберг, у меня к вам нижайшая просьба.
Крышка покинула блюдо, и взору открылась тарелка отличного узбекского плова на баранине. Жирный и маслянистый, он так и просил, чтобы в него погрузили пальцы и отправили в рот. Рядом стояла мисочка с салатом из шпината, за которой покоились половинки лепешки.
– Я вас слушаю, господин Отцевич.
– Я бы хотел принимать пищу вместе с остальными постояльцами.
– Мне казалось, ваше пребывание здесь – тайна.
– Я бы тогда не афишировал о том, кто я. – Ким с несвойственной ему робостью проследил за тем, как Фюрстенберг наливает вино в бокал. Лилось прекрасно, разжигая аппетит. – Чем они вообще заняты, госпожа Фюрстенберг? Они хоть живые?
– Не мертвее вас, господин Отцевич. Обычно все спускаются на обед, который вы так неблагоразумно пропустили. Завтрак мало кого волнует, потому что к нему надо рано вставать.
– Ну а ужин?
– Этим вечером ужинаете только вы. Приятного аппетита, господин Отцевич.
Глядя в спину удалявшейся администраторше, превратившейся в одну из теней зала, Ким попытался сообразить, в чём его дурят. А в том, что его дурили, он не сомневался. Однако детектив знал верный способ успокоения. Отбросив тревоги, он принялся за еду. Плов оказался выше всяческих похвал, а вот вино явно ложилось на него с неохотой.