Я в тех местах не был лет тридцать и ехал скорее по наитию, потому что местность изменилась слишком кардинально, чтобы ориентироваться по каким-то запомнившимся в детстве достопримечательностям, которых уже просто не существовало. Мне помнилась только эта дорога, по которой отец несколько раз возил меня с дачи в свою лабораторию. И вот спустя час осторожного продвижения по настоящему лесу с намеком на дорогу, которая уже давно напоминала скорее тропу, причем постоянно сужающуюся, бампер «скорой» неожиданно уперся в старые железные ворота с гнутой ржавой табличкой: «Охраняемая территория! Охрана стреляет без предупреждения!». Я даже испугаться не успел, да и на мое счастье скорость была практически нулевой, поэтому от небольшого удара ворота просто раскрылись. На воротах сквозь серую краску по центру едва проступали контуры красных звезд, в прошлом указывавших на армейскую принадлежность территории за ними. Звезды стыдливо закрасили, отрекаясь от пагубного влияния советской военщины, однако подобная демилитаризация с использованием дешевой китайской краски ожидаемо закончилась ничем, год за годом алые звезды избавлялись от серых струпьев и вскорости грозили снова явить себя миру. Правда, свидетелей этому вряд ли будет много, и в былые времена здесь редко кто проезжал, а уж в нынешние – только инкогнито, вроде меня. За этими воротами был пустырь, где сваливали списанное оборудование, спецтранспорт и прочий секретный лабораторный мусор, который нельзя было выбрасывать на общие мусорные полигоны. Лаборанты в шутку назвали это место «помойкой», а после название закрепилось. В годы былого советского могущества за воротами дежурил, но чаще просто спал солдат. Несмотря на предупреждающую грозную табличку, стрелять ему было нечем, самым грозным его оружием был трехэтажный мат и, на крайний случай, телефонный аппарат в сторожке для вызова подкрепления. Въехав в ворота, я ожидаемо не увидел ни охраны, ни шлагбаума, разве что на месте, где когда-то стоял теремок сторожки, из травы снулой змеей торчал измочаленный телефонный кабель.
Лавируя между ржавыми остовами вросших в землю зеленых туш грузовиков и фургонов с выцветшими красными крестами на бортах, какими-то прогнившими пластиковыми коробами, горами покрышек и пытаясь объехать даже один вертолет без лопастей и хвостовой балки с поблекшей надписью на борте «Санавиация», я все дальше углублялся на территорию лабораторного комплекса. Скоро курганы мусора остались позади и даже появился намек на асфальт, мимо проплывали все такие же безжизненные, но не брошенные, а законсервированные ангары и напоминающие производственные корпуса здания с заколоченными фанерой окнами и дверями. А потом я впервые столкнулся с местной формой жизни – два молодых обалдуя в белых халатах поверх солдатской формы курили за углом низенького, но уже явно обитаемого дома. Увидев катящую мимо них «скорую» в направлении от «помойки», они даже про сигареты забыли и ошарашенно проводили меня глазами.