Вошел Харон – все такой же равнодушный и холодный, как покойник – уставился жуткими бесцветными глазами на Князя.
– Скажи, вы заезжали куда-нибудь по дороге из деревни? Или, может, наш друг – Луганский ткнул пальцем на диван – звонил?
Парень несколько секунд молчал: Звонареву показалось, что прошла целая вечность… он никогда не думал, что это не выдумка – когда секунда тянется бесконечно долго…
– Нет – на лице Харона не дрогнул ни один мускул – из деревни привез сюда; когда достал оружие, он тоже был здесь, ждал.
– И не звонил никому? – на лице Князя появилось едва заметное облегчение.
– При мне нет.
– Хорошо. Ладно, сидите здесь, поговорим, как выздоровеешь – он пошел к двери – попробую узнать, что за крыса пыталась со мной покончить… Это что? – Князь поднял с пола ручку – Твоя?
– Да. В блокнот писать.
– Не теряй – бросил на диван – Все, уехал.
Харон закрыл за ним дверь и вернулся в комнату. Молча уселся в кресло и уставился на капитана.
– Почему? – Звонарев недоуменно моргал – Почему не сказал?
– Ты меня не узнал…
– Мы знакомы? – такого поворота капитан не ожидал – откуда!?
– Саньку Рощина помнишь? – голос парня – впервые! – едва заметно дрогнул.
– Конечно, друг мой, воевали вместе.
– Брат его, младший.
Капитан сначала не понял фразы, потом дошло: припомнился мелкий смешливый пацан, братишка Сани, все время пытающийся увязаться за ними. Но ему было… сейчас было бы…
– Димка?
Харон-Димка-Зомби кивнул. Его глаза по-прежнему ничего не выражали.
– Почему сразу не сказал!? – Звонарев дернулся, и тут же поморщился от резкой боли в боку.
– Зачем? Что это меняет?
– Ну, как же…
– Ты однажды спас брату жизнь, он рассказывал… отдаю долг. Теперь квиты.
Харон резко встал и ушел на кухню – тяжело прятать за непроницаемостью боль…
Санька Рощин, которого Звонарев однажды действительно вытащил из-под душманского огня, погиб в одну из следующих командировок – он, вместо школы милиции, пошел в армейский спецназ. Капитан тогда, на Богожинском кладбище, первый и последний раз плакал, обнимая почерневшую от горя мать друга.
Больше на эту тему они с Димкой – Хароном не разговаривали.
* * *
"Больная" неделя – как прозвал ее тоскующий Звонарев – тянулась бесконечной резиной: с утра вставал; ходил по квартире, разминая мышцы; усттавал – ложился… Телевизор и интернет не развлекали – первому капитан не доверял, второе не любил и не умел пользоваться. Харон почти безвылазно сидел в квартире, но собеседника хуже трудно представить – несколько раз капитан пробовал "развести" его на беседу, но, кроме односложных "да-нет", ничего не добился. За окном жарился, будто на сковороде, город; в квартире же чувствовалась прохлада – трудяга-кондиционер справлялся на славу, однако Звонареву хотелось выйти, погулять, насладиться раскаленным, зато настоящим воздухом.