– Этому что понадобилось? Тоже архив? – Звонарев мрачно уставился на проснувшееся солнце.
– Скорее всего – Настя закурила – Может, он там есть, а может, хочет с помощью бумажек влиять на других… Как бы там ни было, Хорошевский «при делах», но допросить, сам понимаешь…
Дом Хорошевского напоминал крепость – огороженный двухметровыми бетонными плитами, через каждые пять метров камеры, по верху идет "Егоза" под током – такая острая, что легко можно резать кожу… Плюс – десяток вооруженных бойцов, собаки и кнопка экстренного вызова: нажал – через пять минут будет подмога. Все это мигом пронеслось у капитана в голове – однажды бизнесмена хотели «брать», изучили подходы, возможные опасности… но пришел приказ – оттуда! – не трогать. Разумеется, не тронули, хотя Звонареву очень хотелось глянуть на Палача сквозь решетку.
– А что человек? С ним можно поговорить?
– Думаю, да… Но не тебе.
– Это почему? – Звонарев поднял бровь.
– Потому что отпустить мы его не сможем, как Юсупа – она говорила спокойно, внимательно следя за реакцией: и не увидела того, чего ждала – Звонарев отнесся более-менее спокойно. Прогресс…
– Все равно я должен там быть: знаю, какие вопросы задать, какие ответы нужны…
– А потом? – Настя встала, прошлась по комнате, понюхала распустившиеся цветочки – снова будешь Кручу под "волыну" ставить?
"Видно будет…". Вслух же капитан сказал другое:
– Не буду. Хочу быстрее с этим говном разобраться и начать жить, как раньше.
– Думаешь, получится? – повернула голову, и Звонарев снова поймал себя, что любуется: Настя стояла лицом к окну, и лучики света играли на ее лице, отражались искрами в медовых глазах, волнами бегали по роскошным каштановым волосам и падали на нежную кожу… Она не была красавицей, симпатичная – но обладала мощным, почти животным магнетизмом: перед ней невозможно было устоять, а пройдя мимо, невозможно не обернуться.
– Попробую – он с трудом отвел взгляд – Я ничего такого не сделал.
– Это кажется – Настя снова уселась в кресло, закинув ногу на ногу – Стресс не проходит бесследно. По крайней мере, я уверена, что в прокуратуре ты больше работать не будешь.
Капитан думал об этом – и пришел к тем же выводам: не сможет он вернуться на работу. После случившегося надеть погоны – значит, начать карать тех, кто сегодня, вчера – все время, что творится эта катавасия – помогал ему… А забыть, оставить все позади, как страшный сон – нельзя: честь – единственное достояние мужчины, и если ее потерять – для чего тогда жить, бороться и побеждать?
Настя все прекрасно знала, видела в Звонареве, потому смотрела с сочувствием, пониманием и жалостью… и нежностью, которую сама пока не ощутила. Один Харон, безмолвно вросший в проем двери, замечал – но, как всегда, ни один мускул не дрогнул на бесстрастном лице.