Стараясь перекрыть обзор Агате, Кассандра вместе с дочерью вошла в помещение гардероба и сняла с вешалки забытую кем-то пуховую жилетку. Всё так же закрывая собой скамейку с бездвижным лыжником, она кинула жилетку Георгу и красноречиво указала на принесённого человека, а потом скосила глаза на Агату. Георг понял её немую просьбу. Он расстегнул жилетку и аккуратно прикрыл ноги мужчины, стараясь не прикасаться к замерзающей крови на правой штанине. Маскировка вышла посредственной, тем более не было гарантии того, что Агата ничего не увидела.
По-хорошему принесённого человека нужно было переодеть во всё сухое, иначе к его проблемам вполне могло прибавиться воспаление лёгких или ещё какая-нибудь не менее противная дрянь. Лыжник показался Георгу смутно знакомым, да, определённо этот человек регулярно приезжал на лыжную базу, он имел привычку кататься по утрам, наверное, не переносил большого скопления народа, и сегодня это чуть не стоило ему жизни!
Георг наклонился и слегка расстегнул молнию олимпийки на груди бессознательного мужчины, как и следовало ожидать, под ней находилось только термобельё, полностью промокшее от пота или снега, по которому ему пришлось ползти. Для разгорячённого бегом тела в этом не было никакой опасности, но оставлять его в таком состоянии было нельзя. Мужчину требовалось переодеть.
Георг собирался заглянуть в гардероб – люди имели привычку вечно оставлять там свои вещи, к концу сезона в обязательном порядке набиралась коллекция шапок, перчаток и шарфов, более редкими экземплярами выступали беговые куртки и штаны, некоторые индивиды умудрялись оставлять собственные ботинки и даже лыжи. Сейчас чьи-то забытые вещи могли пригодиться лежащему на скамейке, но, прежде чем Георг успел двинуться с места, хлопнула входная дверь, и в холле появилась Марьяна. За ней следовал Яков, задержавшийся ровно настолько, что закрыть замок. Георг мысленно одобрил это действие.
Если некоторое время назад муж чуть было не сломал руку своей жене, то сейчас он трогательно поддерживал её за плечи и вёл к той самой скамейке, которую успела освободить Кассандра. На лицах обоих читалось потрясение, мысли Марьяны вполне очевидно крутились вокруг её машины, а вот Яков размышлял о вещах более глубоких. Разница заключалась лишь в том, что он находился на улице и видел, как линии (консервный нож) беспрепятственно делили металл и пластик на дольки. Нарезали ломтиками. А ещё он видел рухнувшие деревья и ногу того парня. Несколько раз он искал глазами дворника, складывалось ощущение, что ему не терпится перекинуться с ним несколькими словами.