- К примеру, о твоих собаках, - сказал он, - и других ребят. Что мне делать с ними?
Я был рад, что в темноте Джим не мог рассмотреть, как мне стало стыдно оттого, что я забыл обо всём. Он спросил, правильно ли будет, если он поедет во Флорин с собаками, встретит там ватагу и скажет, чтобы они ехали на ранчо сами.
- Да, - ответил я, - так будет верно. Отпусти.
Но он не отпустил. Он предложил мне после того, как я увижусь с доктором, поехать домой, позавтракать там и приехать на ферму снова завтра, в воскресенье.
- Да, да, - согласился я, - только...
- Сколько может твой пони бежать во всю прыть? - спросил он, и я ответил ему, что четверть мили. - Так вот, запомни это, - продолжил он, он может скакать только четверть мили, а тебе надо проехать семь миль.
К этому времени я уже так остыл, совсем забыл про героизм, что Джим, наверное, заметил моё расстройство. И он подбодрил меня, направив на поэтический лад. - Теперь езжай, - сказал он, - ты поймёшь, что героизм это прежде всего тяжкий труд, требующий рассудочности и самообладания, а не только кнута и шпор. И, - добавил он, - твоему другу, г-же Нили, нужен ты и доктор. Счастливого пути.
И я поехал, а Джим, конечно, остался, глядя мне вслед. Мне нужно было медленно проехать по аллее, пересечь дорогу и выбраться на главную дорогу. Я ехал несколько быстрее, чем предлагал Джим, затем прошёл шагом полпути до Даденов, и ...ну в общем я следовал его инструкциям довольно строго. Но это было нелегко. И героизм, как, очевидно, и всё остальное, оказался не таким, как представлялось раньше. Мне нужно было обдумать это, у меня было время подумать о многом, пока яодиноко ехал по дороге в темноте. Мне попадались фермеры, ехавшие на базар, но я быстро обгонял их, так что большую часть времени был на дороге один. И фантазировалось мне не так уж легко. Джим испортил мне игру, а мысли мои докончилиеё. Ибо главной мыслью было то, что г-жа Нили действительно больна, она нуждается во мне и... и...это меня точило, я ведь даже радовался оттого, что она заболела, и я могу беззаветно броситься в город за доктором. Что же со мной творится? Я опять думаю только о себе, как говорила матушка? Способен ли я на любовь и преданность?
Когда я подъехал к городу, всё стало проясняться, как в городе, так и во мне.
Рассвело уже как над Сьеррами, так же рассвело и моё сознание. Свет осветил горы и дорогу, всё стало тихо и прекрасно, но в то же время душа моя омрачилась от своего уродства. Я такой же как и все, я совсем не такой, каким себя воображал.