А наше Нечто про все в жизни ведает, до самого донышка! Когда у нас батю на войне убило – ох, и заплакало оно! До того жалостно, прям сердце у нас зашлось… Я уж большенькая была, в школу тот год пошла, сразу поняла – беда! А маманя, как его плач услыхала, так на колени под образа и пала, в голос завыла. Потом, когда похоронку принесли, все точно там было прописано – в самый этот день он и погиб, Царство ему Небесное! Уж как мы тогда выжили, одному Богу ведомо… Ох, и тяжко было! Хлеба месяцами не видели, одним огородом питались, да лес кормил. Бывало, что и травились, ведь от голода чего только не ели. У меня еще младший братик был и сестренка, она сейчас в Калуге живет – а за малыми разве уследишь?
Это оно за угощение так благодарствует. Нет, на филина не похоже. Тот грозно ухает, а Нечтушко голубком ласково воркует – понравилась, мол, ваша колбаска. И правда, все до кусочка подобрал. Да, что вы! Кот этого ни за что есть не будет, вам не в обиду сказать. Ему колбаса без надобности, он мышами сыт. Дочка моя, когда приезжает с зятем, иной раз хочет дать ему чего-нибудь городского – куда там! Нос воротит да еще лапой поскребет, навроде как закапывает. Вот он, Васятка, в ногах у меня крутится, проказник… Слышит, что про него говорят. Вышел бы, поздоровался с гостями! Так о чем я? Дочка меня все жить к себе зовет, говорит – мама, зачем ты упрямишься, ведь ни врачей тут нет, ничего… А я думаю, Господь захочет, так и в городе приберет – никто не поможет. Здесь я худо-бедно, а сама себе хозяйка, пока на своих-то ногах. И зятю не помеха, и он мне не в укор. Да и как Нечтушко в пустой избе оставить? Что дитя на погибель бросить… А может, Бог милостив, и отпустит меня тихо, как нашу маманю – легла спать, а утром не встала, и сама не мучилась, и никого не обеспокоила. И нам невдомек было… Нечто в ту ночь вздыхал тяжко да поскуливал, а мы про другое подумали. Корова со дня на день должна была отелиться, вот и бегали все к ней, смотрели – как она там?
Давно, ребятушки, давно у нас Нечто живет… Оно ведь откуда появилось? Это еще в молодости наших бабушки с дедом было, как раз перед той, германской войной. Дед задумал отделяться от отца – он уж тогда был женат, и решил строить свой дом. Вот они с младшим братом – дядей Петром, и еще другие деревенские помогли, эту самую избу поставили. Сто лет уже стоит, а все целехонька! Только крышу однажды перекрывали, да по мелочи подправляли кой-чего. Сам-то у меня тоже рукастый был – и плотник хоть куда, что хочешь мог отремонтировать, и на тракторе в колхозе работал. А тогда дед с братом все уже сладили, и надо было печника звать, да хотели найти самого хорошего. Печь сложить, чтоб тепло держала и чтоб потом с ней не мучиться – дело нешуточное! Был в округе знатный мастер, работал по разным деревням, вот его разыскали, и стал он печь класть. А бабушка Варя наша до того красавица в молодости была – все на нее заглядывались! И такая приветная, ласковая… Очень мы, ребятишки, ее любили. Она, почитай, нас и вырастила, весь дом был на ней, маманя-то целыми днями на ферме. А баба Варя и стряпала, и обшивала всех, и вязала, и туеса плела, и нас всякому рукоделью учила. Еще приговаривала: "Отдохнем, когда ни разу не вздохнем…" И сказки рассказывать была мастерица!