Сказки жизни. Новеллы и рассказы (Владеева) - страница 86

Потом в центре стал тот дюжий силач с гирями и давай разминать руки и ноги, выказывая себя со всех сторон. А мальчонка, пригнувшись под тяжестью, пронес по кругу цепь, чтобы все, кто сомневается, могли потрогать и убедиться, что она вправду железная. Фокусник их представил так: "Прошу приветствовать – наш силач Лукки и малыш Жанно! Силача мы с вами, пожалуй, отпустим – он, как видно уже притомился, зато малыш только во вкус входит!" И мальчик, поклонившись, отбежал к повозке. Зрители хохотнули, оценив шутку, но тут же стихли и замерли в ожидании… Да, такой силищи никто из них, отродясь не то, что не видел, но и представить не мог. Все разинули рты… Ноги у малыша Жанно были, как намертво врытые столбы, а бугры на руках так мощно выпирали, будто сами гирями сделались. Он с плеча на плечо перекидывал чугунные гири – и через широченную спину, и по груди перекатит, и подбросит, и вертит по-всякому. А в конце уперся половчее, набычился да поднапружился – и как клещами, разорвал железную цепь своими ручищами! Вся толпа громко выдохнула – как один, и бурно забила в ладоши. Жанно степенно поклонился зрителям и обернулся к повозке.

Откинулась занавеска, и на руки к силачу спорхнула… Птица не птица – цветок не цветок? Девушка в лазоревом платьице, почти еще девочка и тонкая – что твоя тростиночка! Русые локоны по плечам вьются, улыбается так светло и нежно – чисто ангел небесный, а платьишко едва коленки ей прикрывает. Народ совершенно обомлел… Кто расплылся по-дурацки, и чуть не облизывался, как вороватый кот на сметану. Кто прям-таки оцепенел, по-рачьи вытаращился и глазищами молча ее пожирает. Девицы смущенно хихикнули и впились в циркачку придирчивыми взглядами, но не нашли и малейшего изъяна. А некоторые из жен пытались вытащить своих мужей из толпы и увести, да куда там – приросли к месту! А силач, держа ее на одной руке, бережно опустил на ковер. Над толпой пролетело "а-ах!..", как ветер по полю… Когда все угомонились, Фокусник ласково поглядел на нее, по волосам погладил и сказал: "Прошу вас любить и жаловать нашу несравненную Мариэллу!"

За это время двое тех кудрявых, что всяко выкрутасничали, уже натянули тонкий канат, одним концом привязав его к задку повозки, а другим – к коновязи, где распряженные лошади стояли. Силач крепко похлопал по канату, подергал, проверяя – надежно ли закреплен? Подставил девушке ладони, одним махом ее подхватил, как пушинку, и она легко впрыгнула на канат. Раскрыла большой яркий веер, взмахнула им, покачалась вверх-вниз… Чуть переступила, примеряясь… и побежала по канату. На ней были… вроде носков из тонкой кожи, шнурками перехвачены. А сами ножки точеные, сахарные! Добежала до коновязи, гриву у лошади потрепала – та ей радостно закивала. В мгновенье ока крутнулась вокруг себя – воздушное платьице юлой обвилось, а рукавчики, словно крылышки у мотылька, взметнулись. И пошла павой, мелко-дробно перебирая, словно чечетку задорную отбивала! Хоть канат и не слишком высоко был натянут, а все же за плясунью становилось боязно. Все затаили дыхание…