Они с ней в несколько дней подружились, будто вместе выросли. Мари принялась учить его грамоте, а Габриэль в благодарность рассказывал ей разные истории. И что когда-то слышал от бабушки, и что запомнил на церковных службах из Священного писания. Вообще, Мари не была набожна, как все они. Многие из библейских рассказов и притч были ей внове. Зато она бережно хранила молитвенник матери в память о ней, хотя почти не раскрывала. Но Габриэля всегда слушала с удовольствием. А он втайне мечтал подарить ей серебряное колечко. Даже утаил немного денег, но все не смел, не решался… Разве можно вот так, будто своей суженой? Да кто он перед ней – такой красавицей, такой желанной? Калека колченогий… Мари была очень ласкова, жалела его по доброте, но и только. Никогда в жизни не был он так счастлив, как возле нее. И никогда с такой болью не саднило в душе. Не прежней тупой тоской, а острой иглой в самое сердце.
* * *
После ужина они с Фокусником сидели на постоялом дворе около своей повозки. Фокусник покуривал трубку, а Габриэль просто так, рядышком, к табаку он еще не пристрастился. Все давно улеглись спать, а они тихонько разговаривали да поглядывали на южное небо… А звезд было видимо-невидимо, и чудо, каких ярких! Фокусник для ночлега обычно спрашивал две комнаты, одну – для Мари и Розали, вторую – себе и маленькому Лукки. Ради уважения от хозяина – чтоб не считал их за табор, и чтобы красавицы были под приглядом. А мужчины ночевали в повозке. Фокусник старался себя не ронять, и никогда не показывал фокусов просто для потехи постояльцев. Только если развязанные кошельки опережали просьбы.
А сейчас он досказывал очередную байку из их кочевой жизни. Габриэль любил его послушать – чего только занятного и поучительного не узнаешь! Ночь была теплая, бархатная. Не ночь – а дивная благодать… Сладко пахло цветами, без умолку звенели цекады… Изредка фыркали под навесом лошади и где-то среди ветвей посвистывала ночная птица. Фокусник взглянул на повозку, где легко порхала нарисованная Мари, обнял Габриэля, потрепал отечески по плечу: "Эх, тебе бы не с нами ездить, а поступить в подмастерье к хорошему художнику! А потом найти в большом городе стоящую работу." Габриэль уронил руки на колени, ткнулся в них лицом и обреченно вздохнул. Фокусник утешительно погладил его по голове – допекли парня…
Не сдержал Габриэль слез… Стал мучительно вспоминать, как его прогнал от себя художник, из-за увечья прогнал. Возразить ему было нечего, но как же больно слышать! Какое выпало несказанное счастье, когда он принял его в ученики, и чем все закончилось… А он твердо уверен, что смог бы стать хорошим мастером. Фокусник молча вздыхал над горестной историей, попыхивая трубкой. В жизни никто с такой отзывчивостью Габриэля не слушал. Именно так, как просила истосковавшаяся душа… Отец сходу обрывал начатый разговор, а матушка начинала жалеть, не вникая. Где ей, с вечными горшками да сковородками, понять его маету? И вздохнув, он шел принести ей дров или брался за веник.