Даже Никитино покровительственное отношение к ней, как к младшей, хотя они ровесники, временами нравится Неле, выросшей фактически без отца. А когда дело дошло до постели, она и вовсе не может не то, что оторваться, а просто на время отклониться, мыслить себя отдельно от Никиты. Прямо, как несчастная песенная рябина, мечтающая навеки прижаться к дубу… Уже все про него понимает: что в жизни и в отношениях с женщинами стремится не "продешевить себя", а радостей отведать побольше. Кстати, он и в буквальном смысле щедростью не отличается. А еще запросто может соврать, если так в данный момент удобней. Или по-английски исчезнуть на неделю, и попробуй ему звонить – накажет таким убийственным молчанием, что сердце оборвется.
И вдруг неожиданно примчится с пакетом чего-нибудь вкусного, растормошит, зацелует – веселый, соскучившийся, нетерпеливый! И снова она спрячет потаенную обиду, на два-три часа выпадая из реальности в сладостный омут… А вначале казалось, что добиться блаженного отклика от ее испуганного тела – все равно, что на разбитом пианино в сельском клубе сыграть концерт Рахманинова. Но оказалось, бывают виртуозы! С Никитой она позволяет себе забыться в ощущениях, не боясь последствий. И вовсе не от глупой беспечности – после предательства Стаса не скоро решилась на новую близость, хоть она ничуть не монахиня, а молодая женщина двадцати восьми лет.
Но от непреодолимого ужаса – что все может повториться, что доверие к мужчине вызовет в нем желание распоряжаться ее судьбой, и от дикого страха снова залететь – Неля превращалась в окаменевшую улитку или черепаху. Пока она не согрелась в его заботливой нежности и не увидела, что Никита очень ответственен и не меньше ее боится возможной беременности.
С одной стороны, это совершенно успокоило, перестало быть исключительно ее тревожной заботой. Но с другой – настолько беспощадно расставило все по местам, с такой наглядностью обозначило контрольную полосу между тем, о чем мечтает она и на что милостиво согласен Никита, что оставалось только украдкой бессильно лить слезы. Уже второй год… Сам почти исцелил ее от незаживающей раны, и сам же своим отчуждением напоминает о корявом уродливом шраме, который никогда не разгладится – теперь уже совершенно ясно. В такой безысходности не только руку священнику будешь целовать – и под гипноз пойдешь, чтобы избавиться от рабского наваждения.
* * *
Или она уже совсем чокнулась, как недавно перечитанная Анна Каренина? Вернее вымученная, и разумеется, с пропуском нудных глав о земских выборах и крестьянском вопросе. Ох, и затейник был Лев Николаевич! Как аппетитно и хитроумно упаковал свою злободневную публицистику в фантик любовного романа, а иначе кто бы стал читать эту тягомотину? И вдоволь поиздевался над непутевой Анной, явно в назидание неверным женам – вот, голубушки, до какого унизительного состояния вы можете докатиться! С дорогой сердцу героиней авторы так не поступают. И действительно, что похвального о ней скажешь?