Но врождённое любопытство оказалось сильнее голода, и я на цыпочках пополз вверх по витой лестнице в углу прихожей.
"Вот это траходром", – пронеслась галопом шальная мысль, когда, высунув голову из люка, я наткнулся взглядом на массивную двуспальную кровать.
– Ромка, ну ты где там? – донеслось из кухни, и я подпрыгнул от неожиданности.
"Ромка? Почему Ромка? – недоумевал я, быстро и как можно тише сбегая по ступенькам. – У меня что на лбу написано, что я Ромка?!"
– Откуда вы знаете, как меня зовут? – спросил я, с притворно спокойным видом входя в небольшую, но уютную кухоньку, где на сковородке шкворчали, дразня аппетитными ароматами, те самые котлеты.
– Ну ежели мотоцикл твой, а он скорее всего твой, потому как в угоне не числится, а давать такую дорогую вещь кому-то вряд ли кто будет, значит твое имя Роман Алексеевич Тиль, – говоря это, он внимательно смотрел на выражение моего лица.
– Впечатляет, – кивнул я.
– Да, кстати, – он вытер полотенцем правую руку и протянул ее мне, – Ричард. И можно на «ты». Не люблю церемоний.
– Роман, – зачем-то сказал я и вложил свою ладонь в его огромную грубую лапу, покрытую сеткой голубоватых выпирающих вен.
В этот момент мой желудок снова предательски заурчал, напоминая, что ему тоже не до церемоний.
– Да, ты садись-садись, – спохватился Ричард, – вижу, на слюну изошел.
Он схватил тарелку, накидал на нее толченой картошки, сверху положил две большие котлеты и поставил передо мной вместе с той ложкой, которой накладывал.
– Вилки не достаю. Траур у нас. Бабка Тома померла. Да, ты уж в курсе.
– Да, я слышал. Соболезную.
– Дело житейское.
Он наложил такую же порцию себе и сел рядом.
– Ты извини, что весь вечер тебя на крыльце продержал. Работа такая, сперва проверить надо было, нет ли за тобой каких грехов, а уж после дружбу водить.
– Да, что вы…
– ТЫ, – резко поправил меня Ричард.
– Ты… Я тебе очень благодарен, что вообще в дом впустил.
– Ладно, харэ болтать. Ешь давай.
Он со своей порцией справился довольно быстро. Я же еле впихнул в себя такое количество еды. Почувствовав, что перестаю помещаться в стянутые ремнем джинсы, от чая отказался. Как говорится, не во что.
После ужина в радушном хозяине проснулся-таки участковый, и он принялся за расспросы:
– Ну так что, расскажешь от чего из Москвы убежал? Натвори́л чего?
– Ничего не натворил. Даже не знаю, как сказать. Не сложилось как-то. Надоело. Нужна перезагрузка.
– Девки что ль одолели? – хохотнул он. – Ну так, немудрено. Парень ты видный. Ишь глазищи какие. Того и гляди дыру прожгёшь.
Я смутился и отвел глаза. И тут же опомнился, что не в Москве, а в деревне. И тут лучше глазками не стрелять. А то мне эти глазки быстренько натянут туда, где им быть не положено.