***
Леонелла сидела, привалившись к стене, и, кутаясь в шаль, гипнотизировала блеклый кусочек неба за окошком под потолком. Она успела поплакать, поругать себя последними словами за неосмотрительность и недальновидность, потом на неё нашло какое-то необъяснимое возбуждение, и она принялась бегать по своей темнице взад-вперед, пытаясь сообразить, как ей вести себя дальше. Все, что принес Матео, она съела, рубцы помазала мазью; Лео чувствовала себя странно, словно у неё открылось второе дыхание. То, что Матео пришёл к ней, сюда, рискуя головой, не удивило её, она поразилась своим собственным чувствам, в которые проваливалась всё глубже и глубже. Что с этим делать, как жить дальше — Лео совершенно не представляла.
В конце концов она устала и, завернувшись в шаль, уснула чутким, тревожным сном. Очнувшись, она вдруг подумала, что сказал ей Матео перед тем, как уйти — он о чём-то сообщил её родителям и они скоро приедут сюда. Что он им сообщил? Что король избил её? Что она сидит в башне? Как ей могут помочь родители? Максимум, что они могут сделать — это отсрочить экзекуцию, потому что король, скорее всего, поостережётся поднимать руку на неё, пока герцог и герцогиня Плинайо тут. А потом они уедут и всё повторится. Лео не сомневалась, что повторится. И нужно было придумать какой-то план по выживанию здесь, потому что так просто сдаваться она не была готова.
Ей было больно, страшно, она чувствовала отвращение к самой себе, но жажда жизни была сильна в ней, и Лео цеплялась за любую возможность выбраться из поглощающего её отчаяния. Для начала она решила, что не должна показывать своих истинных чувств никому, особенно Абрэмо. Она уже позволила ему поймать её не только в ловушку этого ненужного брака, но и дать ему почувствовать, как она беспомощна и напугана. Конечно, она не ожидала от мужа такого, но теперь она знает, на что он действительно способен. «Да, — горько думала Леонелла, — я оказалась из тех, кто набивает себе все шишки сам, не слушая никого. Но это урок мне. Теперь я не дам застать себя врасплох. Сейчас не время жалости к себе. Не время себя ругать. Мне обязательно нужно выжить, и я придумаю как».
Лео куталась в шаль, оставленную Матео, и вдруг неожиданно для себя улыбнулась, хоть эта улыбка и отдалась болью в ушибленной щеке. «Матео… Он так рисковал, придя ко мне! И это его прикосновение к ладони…» Леонелла чувствовала, как в груди снова становится тесно, но на этот раз на ней не было корсета, а дышать ей было трудно от распирающего ощущения тепла и чего-то ещё, что она не могла себе объяснить. Каждый раз, когда Лео вспоминала прикосновения менестреля, сладко-ноющая тяжесть опускалась вниз живота, и ей казалось, что это именно то, о чем говорили ей сёстры. А не то, что с ней сделал Абрэмо.