— Привет, — басом поздоровался он.
Я сходу лягнула пяткой в голень, но здоровяк этого, кажется, и не заметил. Зато заметил коротышка: когда он приблизился, дабы исполнить злодейский долг — позлорадствовать, я отклонилась назад, упираясь в бугая, и брыкнулась сразу двумя ногами. Недорослик пролетел на бреющем полёте до самой печи, сшиб лавку, запутался в одеяле и при этом не забывал обзывать меня такими нелестными словами, что, не торчи снаружи его крошечные умилительные ботиночки, я бы даже оскорбилась.
Что ж, выпускать меня подобру никто явно не собирался. Значит, и я никому не задолжала «поздорову».
— Как убывает месяц, как иссыхает ручей…
— Чегой-то она бормочет? — первым забеспокоился горняк.
— ..как желтеет ковыль, как гниёт мертвечина…
— Эй! — коротышка высвободился и замахнулся сковородой, но подойти ближе не решился. — Эй ты, ногастая! Давай полегче! Эй, ты чего?!
— …так и тебе убывать-иссыхать, гнить-желтеть, дурачина, — продолжала я, очень надеясь, что наспех сочинённый нескладный заговор, если не подействует, то хотя бы достаточно напугает воришек. И тут я не просчиталась.
— Морис! Забери её! — горняк отпустил меня и торопливо подпихнул в сторону коротышки, но тот, не будь дурак, вспрыгнул на скамью (ути божечки! Теперь он почти одного роста со мной!) и принялся размахивать посудиной, больше надеясь не подпустить меня, чем вырубить.
— Сам держи! Да заткни ей рот скорее, а то точно проклянёт!
— Вот ты и заткни! Тьфу-тьфу-тьфу! — здоровяк плевал то через одно, то через другое плечо, не в состоянии вспомнить, которое из действий отводит сглаз.
А я сильнее нагнетала обстановочку: тянула скрюченные пальцы, душила воздух и коротко бросалась то на одного, то на другого преступника. Мужики крутили кукиши, по поверьям, способные защитить от дурных взглядов, а на деле только их провоцирующие. Боялись. Но из избы выпускать не спешили…
Я метнулась к выходу, максимально устрашающе выпучивая глаза. Лысый и без того вот-вот попытается на стену от меня влезть, авось шуганётся… Но вместо того, чтобы броситься в сторону, он рухнул на колени и заорал:
— Смилуйся, матушка!
А затормозить я не успела. Так и налетела на горняка, врезалась и растянулась на полу.
— Вяжи!
Обычно топот маленьких ножек заставляет женщин умиляться. Но не в тех случаях, когда ножки принадлежат коротышке-грабителю. Недорослик прихватил с собой одеяло, накинул мне на голову и уцепился всеми конечностями, чтобы не освободилась.
Судя по звуку, кто-то задумчиво поскрёб щетину на затылке:
— Нести верёвку?
— А сам как думаешь?! И кляп!