В шутку повторяя за Тимом, я тоже стала звать мисс Гонзалес – Ба.
Мне было шесть или около того, и кто бы мог подумать, что когда-то, спустя целую жизнь и еще немного, он станет мне братом.
Тим отставал в развитии, а еще у него имелся целый букет диагнозов, о которых взрослые говорили, понизив голоса, словно это было жутко заразно.
Не все взрослые позволяли беспризорникам оставаться в их доме, но в моем доме их кормили, делились одеждой, из которой я выросла. Родители много работали, и я всегда была рада шумной компании детей. Со временем Ба стала брать с собой не только Тима.
У всех были те или иные нарушения речи или развития в целом. Безжалостная жизнь прибивала их к Ба, а инстинкты самосохранения вопили о том, что выжить можно только, если вцепиться в ее цветастую юбку из последних сил. И больше она не отпускала их от себя, а они не бросали ее.
В конце восьмидесятых службы опеки смотрели на сирот и бездомных сквозь пальцы, а на периферии и вовсе работали так себе.
А спустя какое-то время Ба сказала, что им нужно уехать.
Мы провожали ее всей улицей, собирая в дорогу вещи для ее воспитанников. Как я узнала многим позже, после продолжительной войны, опека выиграла тяжбу, и одного из ее воспитанника силой вернули в детдом. Не желая это оставлять, как есть, Джорджиана подалась в большой город, чтобы добиться законной опеки над детьми. На это ушел не один год, но под ее напором сдалась даже бюрократическая махина. Кого-то она усыновила, над кем-то ей дали опеку, а я росла и постепенно забывала ее. Родители наняли другую помощницу по хозяйству – старшеклассницу, которая иногда заменяла мне няню.
Как вдруг однажды… все кончилось.
Остались две могилы и я, все еще живая, но уничтоженная.
Я так и не приняла эту боль. Для девочки десяти лет ее оказалось слишком много. Больше, чем можно вынести.
Да и слишком неожиданно все произошло. Еще вчера я сидела дома на диване перед телевизором, ожидая родителей, а в следующий полдень неизвестные чужие тетки, деловито прохаживаясь по дому, уже складывали родительские вещи в коробки. К вечеру вместо дивана, знакомой комнаты и лиц, я уже сидела на скрипучей кровати в сиротском доме, загнанная в угол недружелюбной стаей местных девиц.
Пересказ событий, перевернувший мою жизнь, в утренних газетах вышел сухим и коротким – «Дорожное происшествие на горном серпантине». В густом тумане на вершине одна машина столкнулась со второй. Никаких имен, подробностей и уточнений.
Никто не выдал бы на руки десятилетней девчонки материалы дела, а живых родственников, кто мог бы отстоять мои интересы, у меня не осталось. Штрафы, компенсации и залог были выплачены – для меня совершенно астрономические суммы, – а дело закрыто и передано в архив. Конец истории. Попрощайся с домом.