И меня увезли.
Работа психолога в детском доме оставляла желать лучшего. Это был пожелтевший от выкуренных сигарет толстый мужчина, который выдыхал слова, как дым: «Понимаешь…. Твои родители умерли».
Я не понимала. Не знаю, как так вышло, но я дожила до десяти лет, совершенно не сталкиваясь с таким явлением, как смерть. У нас не было хомяка или золотых рыбок, которые своим примером продемонстрировали бы мне жизненный цикл каждого живого существа. А в сказках целую и невредимую бабушку вытаскивали даже из волчьего живота.
У меня не было никого, кроме родителей, которые однажды просто взяли и исчезли. Я даже не видела их тела. Мама скончалась на месте, папу успели доставить в больнице, но его сердце не выдержало во время операции. Гробы, в которых социальная служба их хоронила, были закрытыми.
«Понимаешь, они умерли».
Я не понимала. Стадия «Отрицания» переходила в «Гнев» и обратно по несколько раз в день. Долгожданное понимание не наступало. Я крушила общую спальню, дралась с теми, кто пытался указать мне на мое место новичка. Я не желала вписываться в иерархию детдомовских воспитанников. И меня снова и снова приводили к желтому мужчине, который с тоской косился на пачку сигарет и вздыхал: «Понимаешь…».
Я не понимала.
Я была уверена, что меня обманывают. В первый раз сбежав из детского дома, я примчалась на кладбище и стала рыть могилы, чтобы доказать, что это ошибка и в гробах не мои родители.
В другой раз я вернулась к нашему дому, всем сердцем веря, что они ищут и ждут меня, как и я их, но дом оказался заперт, а на газоне красовалась табличка «Продается. Собственность государства».
В голове просто не укладывалось, как прежняя жизнь может просто взять и исчезнуть за какие-то двадцать четыре часа. Ни школы, ни друзей, ни дома, ни родителей. Ничего.
Помню, что, каждый раз, когда меня увозили обратно в детдом, кричала так, что теряла голос. Меня запирали в карцере с мягкими стенами, на которые я бросалась, как дикая кошка. Через время меня выпускали, ругали, я снова дралась, кусалась, выла и сбегала.
Когда я в очередной раз сбежала, то в ночной темноте не туда свернула и благополучно заблудилась. Рядом был заповедник.
Несколько дней я скиталась по лесу, а после какая-то иная сила вывела меня прямо на кладбище. Помню, что легла на надгробные плиты и поняла, что сил больше нет. Ноль. Через несколько дней мне должно было исполниться одиннадцать, но я предельно ясно понимала, что больше так не могу. Не доживу.
И тогда на кладбище в сопровождении служб появилась Ба.
Она узнала о трагедии из газет, даже вернулась в город и, как оказалось, уже воевала какое-то время за то, чтобы меня отдали именно ей. Но получала отказы. Много отказов по разным причинам, но после всех моих побегов и головной боли эти люди были только рады избавиться от меня каким угодно способом.