– Шоколадный брауни с шоколадными каплями и шоколадными ганашем подойдет? – спросила официантка.
– И добавьте шарик шоколадного мороженого, – кивнул Роберт. – Вот так будет отлично.
Только, когда девушка отошла от стола, я рассмеялась.
– Серьезно? Даже не заказал мне брокколи? Или полезную кашу на завтрак? Где тот гений, в которого я влюбилась?
Ой.
Я спрятала лицо в ладонях, и так и сидела, пока Роберт мягкими движениями не коснулся меня, убирая ладони с лица.
– Все еще здесь, – прошептал он, обжигая дыханием мою щеку. – И я тоже люблю тебя.
Я несмело потянулась к нему. Легкая щетина кольнула щеку. Так и не заметишь, борода у него светлая. Провела ладонью по щеке и зажмурилась.
– Если хочешь, сбрею сегодня же.
– Нет, – покачала головой и, наконец, поцеловала его в губы.
Легкое касание как-то внезапно переросло в страстный глубокий поцелуй, пьянивший разум. Я вспыхнула вся и только от одного поцелуя. Да, гений определенно умел целоваться.
– Кхм, – раздалось покашливание перед нами. – Мне сказали, вы хотите меня видеть?
Ой. Дубль два.
Мы отпрыгнули друг от друга. И посмотрели на женщину перед столиком. Затянутая в белый фартук с оборочками, она улыбалась, сверкая ямочками на румяных щеках.
Либо фотограф польстил миссис Одри Вайнштейн и обработал фото для рекламы, или фото было сделано давным-давно. В жизни в Одри была раза в два шире.
Роберт поднялся и протянул ей руку.
– Привет, Одри. Я Роберт Маккамон, помнишь меня? Мы вместе учились в Академии. А это… – он посмотрел на меня, и для Одри, должно быть, этот обмен взглядами выглядел странно. Роберт спрашивал, как зовут женщину, с которой секунду назад он самозабвенно целовался.
Вот только для нас это было вполне нормально.
– Денниза Найтингейл, – сказала я с улыбкой.
И даже ничего и нигде не ойкнуло. Невероятно.
⁂
Через полчаса, с купленным тортом в руках, мы вышли из кондитерской на тротуар. Бобровый хвост оказался хрустящим и из сладкого теста, национальным канадским десертом, а вовсе не мясным деликатесом для гурманов. Однако дышать после хвоста, брауни, мороженого и кофе удавалось с трудом.
– Нет, ты можешь в это поверить? – спросил Роберт.
– С трудом, – выдохнула я.
– Она не помнит! Не помнит! – продолжал Роберт. – Да как, черт возьми, такое возможно!
Я тоже не знала, как такое оказалось возможным. Женщина, которая, с его слов, являлась ему в кошмарах, представлялась жертвой аварии, даже не помнила имени этого студента, из-за которого чуть не рассталась с жизнью.
Впрочем, ей было достаточно того, что Роберт когда-то учился в Академии и на него посыпались имена выпускников, воспоминания о вечеринках и выпускных балах, на которых Роберт, естественно, даже не был. Слова вставить ему не давали. Одри сыпала именами, и нам оставалось только кивать, потому что никак иначе прервать этот поток ностальгии было нельзя.