Вместо того чтобы притянуть к себе и оттрахать так, чтобы я своего имени вспомнить не могла, Роберт «Кремень» Маккамон потянулся к азалии за моей спиной и перенес вазон на стул.
Хм. Стол освободил. Но вон же кровать, разве что не трехместная? Или кроватей гений, как и поцелуев, тоже избегает?
– Не уходи, – простонала я.
– Не уйду, – прошептал он, касаясь моих джинс.
Пуговица на них уже была расстегнута, потому что в спешке я только и успела, что натянуть штаны, не заботясь об остальном. Подцепив края, Маккамон стянул с меня джинсы вместе с бельем до колен, а после, подхватив меня подмышки, усадил на стол.
– Единственные мгновения, когда ты, Денни, ни с чем не споришь, – пробормотал он.
Спорить? Да я дышать боялась, лишь бы все не испортить.
Маккамон медленно развел мои ноги и встал между ними. Надавил на плечи, безо всяких слов приказывая опуститься назад.
Провел пальцами вдоль всего моего тела, от плеч до самых бедер. С медленным наслаждением, словно у него была вечность в запасе, он исследовал каждый изгиб и впадинку, каждую выпирающую косточку, будь то ключицы, ребра или бедра.
Изучал, выводил шероховатыми пальцами одному ему понятные линии, штрихи и завитки, как если бы я была для него чистым холстом, на котором именно сейчас он создавал новый шедевр.
Уникальный. Но временный.
Возможно, после он снова запрется в своей мастерской, пытаясь воссоздать этот шедевр на холсте. Может быть, получится. Может быть, нет. Постоянная гонка, из которой Маккамон в последнее время редко выходил победителем.
Он ловил каждую эмоцию, собирал и впитывал их, фиксируя в памяти даже самые неуловимые движения тела. Замечал, как я дрожу под его пальцами или как покрывается мурашками кожа, когда он ведет пальцем вокруг соска.
Стоило выгнуться в бедрах, как его пальцы тут же отвечали моему телу и скользили по ягодицам. Застонать и приподняться на столе, как он проводил большим пальцем по груди к животу, словно соединяя видимые ему одному линии.
Все реакции и эмоции пригодятся ему в мастерской, где будет только он и чистый холст. На котором мазками кисти придется воссоздать то, что он видел сейчас – нетерпеливую дрожь тела, искусанные губы, прикрытие от наслаждения глаза.
Сейчас все потребности его тела отступили на второй план. И если на кухне в первый раз он только проверял, не зная, чего ожидать от меня, а вчера ночью на диване действительно сгорал от страсти и нетерпения, то теперь он упивался и собственными, и моими эмоциями. Теперь действительно наполнял мифический колодец вдохновением.
Из-под полуопущенных век, когда вообще удавалось сфокусировать взгляд, я видела, что его ледяные и бесстрастные глаза горели совершенно иным светом.