Я слушала её, и у меня крепла уверенность, что да, эта дама карьеру сделает в два счёта, а то и в один, а Лёхины амбиции под её каблуком только чваркнут.
– …Немного странно, конечно, – продолжала рассуждать Мария, – что вы обосновались в лесной глуши. Нет, я признаю, что ваша коммуна – идеальный способ добровольной поднадзорной изоляции. Ваш опыт будут распространять и здесь, и за границей. Но я не понимаю, что там делаешь ты, Никита. С твоим-то особым статусом, с твоим образованием, менталитетом и страстью к одиночеству… Я категорически этого не понимаю.
– А тебе точно надо понимать это? – уточнил Никита с недоброй гримасой.
Она усмехнулась:
– Если мне это позарез понадобится, последнее, что я сделаю – буду задавать тебе прямые вопросы об этом. Не забывай, что я всё-таки бывший практикующий психолог, я разберусь сама.
– Ты извини, Маша…
– Думаю, уместно будет вам обоим называть меня Марией. И буду признательна, если наше общение вернётся в официальное русло.
– Что-то я нить разговора потерял, – хмуро пожаловался Никита. – Ты зачем меня на этот стул усадила? Чтобы сказать что? Чтобы я звал тебя Марией?
– Я хочу, чтобы ты понял: отныне всё будет происходить только по надзорному регламенту. Я никому не желаю зла. Но и личного между нами ничего нет.
– А я разве говорил, что есть?..
Она словно не услышала и продолжила серьёзно и строго:
– Я буду всё делать по букве инструкции, и это будут не те буквы, которыми любит размахивать Алексей. Это будет по-настоящему.
Никита тяжело, медленно вздохнул:
– Я понял. Я могу теперь заняться чердаком?
– Можешь… – милостиво разрешила надзирательница. – Да, и ещё одно: не занимайся критикой надзорного законодательства.
– Это запрещено? – удивился Никита. – Давно ли?
– Не запрещено. Но ты же судишься за особый родительский статус. Для твоей же пользы тебе стоит показывать свою полную лояльность нормам. А не вести всякие провокационные разговоры.
– Например?
– Например, о том, что наследственного риска не существует, – пожала плечами Мария.
– Но его не существует, – упрямо сказал Никита.
– Какая удивительная настойчивость, – она тихонько, но язвительно рассмеялась. – Учёные никак не могут выяснить механизм возникновения самого расстройства, а ты так уверен в том, какие риски есть, а каких нет…
– Ты знаешь, что такое тарки? – спросил вдруг Никита со спокойным холодным интересом.
– Ник! – вскрикнула я.
– Ну что «Ник»?! – усмехнулся он. – Рано или поздно придётся начинать капать этому миру на мозги… Так что, Мария, ты знаешь, что такое тарки?
Мария весело расхохоталась: