– Здесь не так плохо. По-моему проваливаться ногами в прибрежный песок приятнее, чем ходить по подиуму.
– Меня не волнуют приятности и неприятности. У меня есть предназначение, я не должна чего-то хотеть. Пока мне не придумают обувь, я не смогу покинуть пляж, поэтому я жду.
– Вам не одиноко стоять тут одной?
– Иногда. Но я манекен. Я не должна что-то чувствовать.
– Разве вы не чувствуйте, как ветер обдувает ваше платье или как тёплый песок просачивается сквозь ваши пальцы?
Леди Загадка начала прислушиваться к голосу, который принадлежал кому-то, кто был похож на Колдунью, чьё имя нельзя было произносить вслух. Эрик встал и, отряхнувшись от песка, подошёл к леди Загадке так близко, как только мог позволить себе джентльмен.
– Мне кажется, вам подошли бы белые сандалии.
Леди загадка повернулась к Эрику, и он увидел лицо Мэри.
– Как долго я ждала этих слов.
Что-то ударило Эрика по голове, и он очнулся в доме Гринвудов с альбомом в руках, на последней странице которого, опять спиной к нему стояла босоногая леди Загадка.
– Почему у неё нет обуви? – спросил Эрик, пытаясь прийти в себя после его небольшого путешествия.
– Ты не поверишь, Эрик, никак не могу придумать, – ответила Мэри, которая сама не понимала причину отсутствия подходящих идей. – Это последняя и единственная незавершённая работа в коллекции. Я нарисовала её очень давно, но образ обуви всё не приходит, не знаю почему. Может быть, идея была изначально не достаточно хорошая, вот образ и не может завершиться.
– Это лучшая работа, – сказал Эрик, очарованный леди Загадкой. – Мне кажется, ей подошли бы белые сандалии.
Эрик взял чистый лист бумаги и начал приклеивать к ней облик воображаемой обуви.
– Эрик! – воскликнула Мэри, увидев его набросок. – Ты просто волшебник! Это именно то, что нужно! Как ты догадался?
– Она похожа на тебя, наверное, в этом дело, – сказал Эрик и не заметил, как улыбнулся.
…
– Я вижу тебя, – говорила душа Эрика.
– Я знаю, теперь я вижу тебя тоже, – ответила душа Мэри.
– Я люблю тебя, всегда любил. Я помню, когда увидел тебя в первый раз. Я смотрел в маленькое окошко мастерской. Мой рост тогда едва позволял мне достичь взглядом уровня нижней оконной рамы. По улице текли еле различимые мной прохожие, и среди них я увидел тебя. Ты шла куда-то с большой сумкой, которая была тяжелее тебя самой, тополиный пух щекотал твой веснушчатый нос. Ты чихнула так, что упала вместе со своей поклажей. Я чувствовал что-то неведомое, незнакомое, жутко странное, но прекрасное. Я побежал на улицу, чтобы поднять тебя, ты помнишь?