Сказка о двух влюблённых (Николаева) - страница 31

– Не за что, сынок, – сказал Скоттинс. – Ну, всё, нечего сопли распускать! Беги! Успевай!

Эрик помчался к вокзалу. Поезд готовился покинуть родные пути.

– Потрясающе, просто потрясающе! – не уставал повторять мистер манн, листая альбом Мэри. – Столько замечательных эскизов! У вас талант, Мэри, я не ошибся.

– Благодарю, мистер Манн, – сказала Мэри, не отрывая глаз от окна автомобиля.

– Томас.

– Что? – спросила Мэри, впервые оторвавшись от созерцания тающих на стекле снежинок.

– Можете называть меня Томас. В конце концов, мы теперь жених и невеста.

– Да, верно, – сказала Мэри, потупив взгляд. – Простите, мистер Манн… То есть, Томас.

– Вам не за что просить прощения, Мэри, – улыбнувшись, сказал мистер Манн. – Я понимаю, что всё произошло очень спонтанно и неожиданно. Я не прошу вас полюбить меня за день или за два. Порой, многих лет совместной жизни не хватает, чтобы полюбить друг друга. Мне и самому хотелось бы узнать вас лучше, прежде чем обращаться к вам на «ты».

– Да, мне тоже, – сказала Мэри и посмотрела на мистера Манна.

Странно, но на него было удивительно легко смотреть. Он не пытался произвести на Мэри впечатление, не пытался забросать её избыточными комплиментами. Мистер Манн просто излучал искренность. Он не боялся быть таким, какой он есть. Наверное, это и притягивало окружающих к нему.

– Давайте для начала попробуем стать друзьями. А потом, кто знает? Может быть, наш неожиданно появившийся брак так же неожиданно станет настоящим. Это как прыжок. Прыгать в неизвестность страшно, но вместе легче. Что скажете, Мэри?

Мистер Манн протянул Мэри свою руку. Мэри положила на неё ладонь.

– Я готова попробовать, – сказала Мэри. – Томас.

Мистер Манн улыбнулся. Он не отпускал руку Мэри до конца поездки. Она почувствовала себя немного легче.

Машина остановилась недалеко от фабрики. Мэри со скрипом открыла дверь и оглушила тишину безмолвного помещения стуком каблуков по полу. Смена была закончена. Рабочие столы пустовали, и швейные машинки не шумели как поезда. Мэри казалось, будто она шла по заброшенному зданию, случайно оказавшись в далёком будущем, где не существует ни швейного цеха, ни миссис Игл, ни её самой. Так всегда бывает в пустых помещениях. Мы не можем принять факт того, что что-то может пустовать. Всё должно для чего-то использоваться, пребывать в динамике, вещах и слоняющихся между этими вещами людей. Пустота кажется нам странной, неестественной. Тем не менее, хотим мы того или нет, большая часть вселенной – это пустота.

Мэри поднималась вверх к знакомому, но уже не устрашающему кабинету миссис Игл. Пару дней назад эта дверь с позолоченной табличкой казалась очень холодной, колючей, нелюдимой и страшной. Это была стена, укрывающая неизвестность, и пока ты не зайдёшь за неё, не узнаешь, какого сорта неизвестность там обитает. Но не будем обвинять во всём несчастную кабинетную дверь. У вещей нет характера, чувств и эмоций. Вещи просто существуют, и они довольно равнодушны ко всему, что происходит вокруг них. Характер вещам придают только люди, желающие придать всему тайные смыслы и одушевить всё неодушевлённое. Море – красивое, болото – противное. Но море – просто море, а болото – просто болото по сути своей. Характеристики, которые мы раздаём каждой встречной материи, существуют только у нас в голове, и вещи могут меняться, оставаясь прежними, приобретая новое качество в изменившемся сознании человека.