− Хорошо.
− А я тебе скажу, как вела она. – Он выжидательно посмотрел на меня.
− Как?
− Она писала о себе.
− А о ресторане?
− О ресторане тоже. О себе в ресторане в основном. О наших мероприятиях и гостях, ну спрашивали разрешение, кто не против. Иногда писала какие-то зарисовки о погоде там со сравнениями типа под голубыми небесами, великолепными коврами или там – буря мглою небо кроет.
− Гениально! – я еле сдержал улыбку.
− Сможешь?
− Попробую, − обречённо сказал я.
− Ты можешь писать о том, о чём тебе интересно, фото тебе будет предоставлено с описанием.
− Описание зачем?
− Разные блюда. У нас же ресторан. Но ты не расстраивайся. Ты же ещё не смотрел наши страницы, без этого нельзя. Люди, знаешь, привыкают нас читать, уже завалили сообщениями: куда вы пропали. Ты почитай литературу, статьи по ресторанному бизнесу. Подумай об этом на досуге.
− Хорошо. − Я приуныл, нехотя записал явки и пароли от страниц, договорился о зарплате за рерайтерские дела.
− Но я, Николай Георгиевич, ничего не обещаю. Я попробую.
− Но ты же на олимпиаде по литературе писал и в институте своём?
− У меня область узкая, олимпиада была давно.
− Но мозги-то помнят? Пиши о фильмах, если не знаешь о чём. Это же всё равно о чём, главное позитив, понимаешь? Люди ждут от нас только хорошего настроения. Окей?
− Да, – я поживее стал отвечать, во время его тирады я свыкся с мыслью, рерайтерство перестало мне казаться таким уж напряжным. − Хорошее настроение – это по моей части.
− Ну вот. Ты ещё звездой станешь у нас. Будут люди приходить специально в твою смену.
− Постараюсь. Общение – это моё.
Он поднялся, показывая, что разговор окончен, протянул мне руку:
− Начинай пробовать сегодня же, звони, если что, − он протянул визитку, которую Филипчик принёс на подносе.
Перехватив мой изумлённый взгляд, он сказал:
− Это у нас фишка такая в ресторане, всё приносим на подносе, никогда в руках.
− Спасибо Николай Георгиевич, до свидания. − Я поднял скейт.
− Я тебя провожу чуть-чуть. Всё-таки, считаешь, можно будет ему лонгборд после того что произошло?
− Да конечно можно. Пусть носится, − я проклинал себя за то, что не слушал в начале. А ведь он долго мне рассказывал о своём разладе с младшим сыном.
− Ну хорошо, Антоний, ещё раз до свидания. Жду в любое время, мы спишемся, окей?
− Да. Обязательно. Спасибо вам Николай Георгиевич.
После такого обмена любезностями я катил домой и просто не знал что думать – работа и хорошая работа. Это известный престижный ресторан. И мужик, отец Саввы, приличный, но вот эти его «океи» не нравились, в таком ресторане нужна традиционная, немного старомодная, грамотная речь – аура такая у ресторана, стиль такой, классика с историей. Но это мелочи, мои придирки, думал я. И тут я снова вспомнил Староверова и подумал: вот он бы никогда не позволил себе такую речь, такую вульгарную современную речь. Впервые я подумал о Староверове без брезгливости и презрения. И подумал: а не податься ли и правда мне в его скрипторию, позвонить, посмотреть, что там и как. Дождусь маму, решил я, посоветуюсь с ней, пусть она тогда сообщит Староверову, что я просто хочу посмотреть, как там у них дела… только посмотреть, помириться. Пока же мне предстояло утро в соцсети, но это лучше, чем ничего, чем отдых и мысли о жизни и о себе. Вспоминая потом то утро я понимал, насколько удручённое у меня было состояние: только в неуверенном настроении и от одиночества я мог помыслить помириться со Строверовом. Одиночество – то чего я боялся больше всего, настигало, шло по пятам, наступало на пятки, маленьким крыловским шпицем кусало за щиколотки, за душу, за сердце. Я вспомнил, что не писал маме все эти дни, не хотелось портить ей отдых. Я остановился, быстро отписался и свернул с проспекта к дому.